Объяснять, почему вдруг захотелось посетить Австралию, наверное, не нужно. Если Африка – это сказка, детская мечта, растущая из желания увидеть узников зоопарка свободными, то Австралия вообще фантастика, таинственная нереальная земля на краю света, до которой ехать – не доехать, плыть – не доплыть, лететь – не долететь. Земля, заселённая фантастическими обитателями и поросшая невиданными растениями. Я не биолог, поэтому до сих пор не понимаю, почему австралийских животные, не смотря на гораздо большую схожесть с обитателями других частей планеты мышами, бобрами, медведями, кроликами, чем друг с другом, объединены в отдельный отряд. Они все сумчатые, и взращивают потомство совершенно не принятым у остальных способом. Кстати, есть мнение, что австралийские аборигены, они лишены сумок и это тоже удивительно, представители внеземной цивилизации, поскольку их нельзя отнести ни к европеоидам, ни к монголоидам, ни к негроидам, не похожи они и на своих ближайших соседей полинезийцев, впрочем, не будем забегать вперёд.
Первый раз о реальной возможности посетить Австралию я услышал в середине девяностых. В то лихое челночное время довелось посетить Арабские Эмираты, в одной Дубайской гостинице имел разговор с соотечественником, переправлявшим дорогую мебель на Родину. Вот отправлю эту партию, делился он своими планами, а потом отдыхать, сейчас такое время, всё можно, езжай хоть в Австралию, ох и охота мне на этих кенгуру посмотреть - эмоционально закончил свою речь он. Тогда мне это казалось блажью, но прошло чуть более десяти лет, и в Австралию засобирался я. Причем дорога туда лежала, привет из прошлого, которое не исчезает, именно через Дубай. Ушлые арабы, эти хранители мировых караванных путей, идя в ногу с техническим прогрессом, заменили корабли пустыни крылатыми лайнерами, и сегодня их летающие верблюды связывают самые отдалённые уголки мира. Причём в Сидней летает самый большой и шустрый А380.
Вылетали из Домодедова в ночь, наиболее популярное время для пляжных рейсов из зимы в лето, поэтому в зале ожидания было полно забытых и думалось исчезнувших, ещё одна весточка из далёких девяностых, персонажей: мужчин с крепкими, начинавшими розоветь от обилия принятого на грудь беспошлинного спиртного загривками, отделёнными от мощных торсов тяжёлыми золотыми цепями; шумных молодящихся женщин с переизбытком яркой косметики на лице и одеждой околоспортивного кроя на теле. Все возбуждены, говорливы. Продвигаемся к поданному самолёту, «иду на посадку» - почти кричит в трубку следующий перед нами. Какая посадка, ты ещё не взлетел, хотелось урезонить его…
Не скажу, что дорога была лёгкой и короткой, но и страшно тяжёлой её не назовёшь. Пересев в Дубае с А330 на А380, поев и слегка выпив, напитки почему-то давали сильно после еды, посмотрев на экране, вмонтированном во впередистоящее кресло, пару фильмов, погрузился в дрёму, в которой и пребывал до приземления. Далее предстояло знакомство с австралийской таможней, о которой ходили совершенно ужасные слухи. В частности говорили, что в Австралию запрещено ввозить любые продукты, а ослушавшуюся Холи Бери штрафанули на 200 долларов за найденное в её багаже единственное яблоко. Да что там Холи Бери, за дополнительный пиар она и больше даст, несколько человек, посетивших Австралию ранее, уверяли нас, что тоже самое случилось и у них в группе. Ещё в самолёте нам выдали необходимую для заполнения бумагу, с невиданными въезжающими в другие страны вопросами. Кроме стандартных об имени, поле и номере паспорта, были, например, такие: посещали ли вы за прошедшие два месяца сельскохозяйственную ферму или Южную Африку, вступали ли в контакт с дикими или окультуренными животными. Естественно, много вопросов было о багаже. В частности спрашивалось, имеются ли у нас медикаменты. Отправляться в дальнюю дорогу без средств от живота, головы и температуры рискованно, поэтому таблетки у нас были, но поскольку о наличии медикаментов интересовались наряду с наркотиками, психотропными, а также взрывчатыми веществами и оружием в одном вопросе, отвечать на него «yes» не рискнули, вариант «may be» отсутствовал, пришлось отвечать «no». Пройдя паспортный контроль, перед проверкой багажа поколебавшись, вот сейчас найдут и оштрафуют, решили сознаться, нам сделали пометку в заполненных бумажках, а багаж смотреть даже не стали. Ручную кладь, конечно, просветили, стандартная процедура, и вокруг сновали лабрадоры, видимо некормленые, потому с не показным рвением выискивавшие по запаху что-нибудь съестное у приезжающих.
Нас, конечно, встретили и довезли до гостиницы. Увы, мы прибыли слишком рано, с каждым годом время checkin`а всё позже, а время checkout`a всё раньше, такая негативная мировая тенденция. У нас появился незапланированный час на обмен валюты и поход по продуктовым магазинам. Отель наш в центре Сиднея, но, увы, соседствует с китайским кварталом. Для обмена валюты это скорее хорошо, чем плохо, правда, потом выяснилось, что у индусов менять ещё выгоднее. Мы посетили Австралию в непростое для первой экономики мира время, американский доллар оказался лишь чуть тяжелее своего австралийского собрата, а в меняльных конторах местного Сити, до него даже не дотягивал, а не так давно был весомей почти вдвое, но «времена не выбирают, в них живут…». Наполнив карманы полновесной австралийской монетой, отправились на рынок за фруктами. Специфических австралийских фруктов не увидели, их в природе не существует, но стандартные плоды тропиков представлены были широко и по демократичным ценам. Свой выбор остановили на манго, нужно пользоваться моментом, на дворе декабрь, и в северном полушарии на них не сезон, и кладезе витаминов и микроэлементов папайе. В супермаркете отоварились питьевой водой, а для более существенного перекуса взяли «захудаленькую баночку с края». Оказалось почти как у Галича, не салака, но довольно острая овощная корейская закуска. Кстати, все обслуживавшие нас продавцы были родом примерно из тех же мест, что и помянутое блюдо. Большое количество выходцев из стран юго-востока Азии – первое, что поразило в Сиднее. Город казался братом-близнецом Токио – небоскрёбы, монорельс над головой и характерной внешности прохожие. Казалось, завяжи мне глаза, перенеси сюда чудесным образом, да спроси, сняв повязку, где я, Австралию назову одну из последних. Единственное, чего не удалось купить, так это алкоголь. Австралийцы ведут исключительно здоровый образ жизни, поэтому спиртное, включая пиво, в супермаркетах не продают, а лишь в узко специализированных лавках, найти которые непростая задача, которую ещё предстояло решить.
Наконец, мы получили ключи и смогли подняться в свой номер. Имелась альтернатива: либо сразу завалиться спать, в Москве глубокая ночь, разница по времени с Сиднеем 8 часов, либо, освежившись под душем, слегка отдохнуть, перекусить фруктами и вперёд, осваивать новый континент. Чтобы не мучиться австралийской ночью без сна, не зная, куда себя деть, выбрали второе. Первым из намеченных для осмотра объектов значился в нашем списке океанариум. От отеля он был совсем недалеко, вообще центральная часть Сиднея оказалась довольно компактной, и нам ни разу не понадобилось использовать общественный транспорт. Сиднейский океанариум не новый, а потому значительно уступает размерами своим молодым собратьям. Его главная из анонсированных гордость – наличие чудо-зверя утконоса, но как мы ни всматривались в стекло витрины, как ни обшаривали взглядом каждый миллиметр экспозиции, сколько ни возвращались в эту часть океанариума, утконоса так и не увидели. Не более удачливыми оказались и другие члены нашей малочисленной тургруппы. Зато рядом с вольером утконоса большое число его фотографий, в том числе чёрно-белых, похоже, последний раз утконоса видели очень давно. Вообще зверёк он преимущественно ночной, норный, так что торчать на виду, ему никакого резона нет. Больше всего в океанариуме порадовали виденные впервые ламантины, эдакие забавные увальни, неторопливо поглощающие под водой, мы присутствовали при кормежке, громадные зелёные листы салата. Есть мнение, что именно ламантины, они же морские коровы, виденные моряками издали, являлись реальной основой фантастических рассказов о русалках. Порадовали скаты, несколько было совершенно гигантских, и акулы. Тех и других можно было наблюдать и сбоку, и сверху, и снизу. Так получилось, что первый день в Сиднее у нас оказался полностью «биологическим». По дороге в океанариум наблюдали за священными в Египте белыми ибисами, здесь же они не брезговали своими длинными изогнутыми клювами пить воду из фонтанов, исследовать содержимое уличных урн, почти не обращая внимания, надменность небожителей осталась, на окружающих. Далее дорожка привела нас в ботанический сад. Там нашим вниманием завладела стая летучих лисиц, отдыхающих вниз головой на ветвях деревьев. Эти свесившиеся с веток невиданные плоды, урожай был знатный, хранили покой, лишь время от времени лениво поводя своими перепончатыми крыльями. Замечены были и единичные перелёты с дерево на дерево и с ветки на ветку. Я с интересом наблюдал за ними, фотографировал, вначале опасаясь по известной причине находиться строго под ними. Потом понял, что на голову себе они гадить не станут, и перемещался уже совершенно свободно. Ещё большую радость доставило наблюдение за какаду. Эти белоснежные с характерным жёлтым хохолком птицы вели себя довольно бесцеремонно, важно и независимо расхаживали по дорожкам, смело садились к людям, предлагающим угощение, на руки и плечи. Заполучив солидный кусок булки, отлетали и, присев на лавочку и лапочку, неторопливо ели, держа пищу второй лапой.
Незаметно подкрался вечер, в сон клонило неимоверно, и мы поспешили к отелю. По дороге, о радость, набрели на алкогольный магазин. Известен анекдот о посещении новым русским Австралии, свои впечатления он описывает кратко: «Люди - примерно как у нас, цены - примерно как у нас, но кузнечики там…!» По поводу цен он оказался совершенно прав, причём включая цены на австралийское вино, во всяком случае, в том магазине. Нам удалось лишь слегка сэкономить за счёт вала, предполагавшего определённые скидки.
Главное событие следующего дня – плановая обзорная экскурсия по Сиднею. Осмотр начали с того самого места, куда в 1770 году причалил корабль удачливого мореплавателя с непростой судьбой Джеймса Кука. Конечно, трагический финал его бурной жизни был ему написан на роду. А что ещё могло случиться с человеком, носящим такую фамилию?! Думаю, дело было так. Кук плавал по морям-океанам в то время, когда вульгарная версия английского уже была широко распространена в Полинезии, поэтому, открывая острова и архипелаги, знакомясь с новым варварским племенем, Кук перво-наперво представлялся «Моя – Кук», что на английском звучит примерно «Cook me». Кто же знал, что среди этих дикарей найдётся один культурный, владеющий языком Шекспира, истолковавший слова отважного капитана как просьбу. Вообще, называть Кука первооткрывателем Австралии не совсем верно. О существовании таинственной южной земли догадывались задолго до него. Ведь, если бы её не существовало, Земля, по тогдашним представлениям, просто перевернулась, уж больно много суши на севере и мало на юге. Большинство мореплавателей в надежде открыть новый материк огибали мыс Доброй Надежды и устремлялись на юго-восток, но роза ветров была такова, что их выносило на рифы, надёжно прикрывавшие Австралию с запада, и все их добрые надежды мгновенно превращались в тщетные. Кук действовал по-другому, для начала он направился в сторону Южной Америки, обогнул мыс Горн, посетил, как ему было велено высоким начальством, Таити и далее, двигаясь на юго-запад, подошёл к Австралии с обратной стороны, подкрался, так сказать, неожиданно сзади, реализовав с первого раза представившуюся ему попытку, по-английски Endeavour. Собственно так судно, на котором он приплыл, и называлось. Как я уже обмолвился ранее, Кук не был первым европейцем, ступившим на австралийскую землю. Первыми на берега Великой Явы, так тогда назывался этот мифический континент, высадились, и об этом свидетельствуют археологические раскопки, португальцы, потом испанцы, а уже вслед за ними подхватившие знамя и звание величайшей морской державы голландцы. В частности, открывший Новую Зеландию и Новую Голландию, так тогда нарекли Австралию, Тасман, имя которого и по сей день гордо носят море и остров. В Австралии голландцы ничего ценного не обнаружили, поэтому совсем не возражали, когда Великобритания объявила Австралию своей собственностью. Как будто бы даже имеется или имелся письменный документ, фиксирующий это утверждение. Часть Австралии, которую исследовал Кук с командой, оказалась более интересной: удобная гавань, густые вечнозелёные леса с невиданными растениями, некоторые казались совсем диковинными. На судне имелся ботаник Джозеф Бенкс, назвавший одно из таких чудо-растений с соцветиями, похожими на шишки, просто и без ложной скромности Бенксией. Кук оказался более скромным и назвал открытую им землю не Кукленд, а Новый Южный Уэльс, так этот штат именуется и поныне. Австралия, точнее Австралийский союз, состоит из пяти штатов и трёх территорий, последняя, опоясавшая столицу Канберру, выделена сравнительно недавно. Таким образом, до этого события административно-территориальных единиц Австралийский союз имел семь, в честь коего события австралийский флаг гордо несёт на себе семиконечную серебряную звезду на синем фоне, ещё, как известно, на полотнище в левом верхнем углу изображение флага Великобритании и созвездие Южного креста. Аналогичный флаг, но без семиконечной звезды, имеет Новая Зеландия. Во флагах этих стран-соседей имеется ещё одно отличие, австралийцы оказались значительнее зорче новозеландцев, поскольку разглядели в Южном кресте пятую, гораздо менее яркую и ставящую под сомнение само название созвездия, звезду. Бухту, куда вошёл корабль Кука Индевер, по настоянию Бенкса назвали ботанической. Вроде по его же предложению сюда впоследствии начали ссылать заключённых, первую партию которых доставил капитан Артур Филипп, назначенный вскоре губернатором здешних мест. Его эскадра из 11 кораблей вошла в соседнюю с Botany bay более удобную и вместительную бухту, поименованную порт-Джексон. Суда, которые по праву можно назвать Австралийским Ноевым Ковчегом, доставили на континент первую партию заключённых, из коих 586 - мужчины и 192 - женщины. Это случилось 19 января 1788 года, а уже 26 Артур Филипп в кругу офицеров произносил тост «за королевскую семью и её новые владения». Так было положено начало Австралийскому союзу, а день 26 января с тех пор – государственный праздник. Возникшее поселение Филипп хотел назвать Новым Альбионом, но в итоге победило другое название, в честь министра, или как принято говорить в Великобритании, секретаря внутренних дел, немало потрудившегося для пополнения числа жителей этого города, Лорда Сиднея Томаса Тауншенда.
Впрочем, хватит истории, географии и астрономии, выгружаемся из автобуса, чтобы осмотреть самый известный сиднейский пляж Бондай (Bondi) бич. Загорающих немного, солнце в Австралии жёсткое и жестокое, большинство купающихся – сёрферы, ждущие очередную волну лёжа на своих досках, лишь немногие смельчаки отваживаются встретить её, стоя в полный рост. Большие волны редки, но и тем, что набегают, вполне по силам опрокинуть сёрферов лицом в пену. Следующую остановку делаем для того, чтобы полюбоваться панорамным видом Сиднея. Вид действительно чудесен. Синь вод залива, с множеством белоснежных яхт, обрамляющая залив зелень деревьев, скрывающих небольшие уютные домики под красными крышами, а на заднем плане стена серебристых небоскрёбов разной формы, утыкающихся прямо в голубое небо. «А теперь мы осмотрим – продолжает нашу обзорную экскурсию гид Марина – небольшой ландшафтный парк. Он называется Gap, «пропасть». Почему он носит такое неожиданное название, вы догадаетесь сразу, как только выйдите из автобуса». Не будет ли слишком поздно, отшучиваюсь я. Мы осматриваем скупо поросшие зеленью седые утёсы, рассекающие пенистые валы, накатываемые на них Океаном. Следуя далее по тропинке, замечаем постаменты под гигантские береговые орудия. Марина поясняет: «После того, как Россия выиграла Крымскую войну, англичане очень боялись появления российской эскадры у берегов Австралии». «Странно, но мы всегда думали - встреваю в разговор я, - что Россия Крымскую войну проиграла». Видимо, Великобритания предполагала, что Россия будет действовать по принципу «зуб за зуб», проиграли здесь, выиграем там. Так или иначе, но Российские военные корабли так и не появились, просто не знали, что их здесь горячо ждут, и уникальный исторический шанс был потерян, представляете, страна четырёх, включая Аляску, частей света.
Чтобы попасть в центр Сиднея, проезжаем районы дорогих вилл, утопающих в зелени, смотрящих своими широко раскрытыми окнами на океан. Речь заходит о знаменитых обитателях здешних мест. Одна из таких очаровательных вилл принадлежит прекрасной кинодиве Николь Кидман, тут провела они свои самые сладкие деньки с Томом Крузом. Долго и упорно пытался обзавестись недвижимостью в этом районе и Пол Хоган, он же Крокодил Данди, почему-то стойко игнорирующий воспетые им в фильмах Северные территории как место возможного проживания. Полу повезло лишь отчасти, на «полувину», поскольку в купленной им вилле океан виден только из одного окна. Спросили, в каком районе живёт Марина. Конечно, не у этой бухты, пояснила она, тут даже сложилась поговорка «Double bay (это название бухты) – double pay», но район очень приличный, в отличие от района, где живёт Костя Дзю. Его район просто ужасен, продолжает Марина, не представляю, как там можно жить, там по улицам ходить страшно. Нужно же ему на ком-то тренироваться, высказываю свою гипотезу я. Минуем эпицентр нетрадиционно ориентированных жителей Сиднея, ничего интересного не видим, утро, и эти дети порока ещё спят сном младенцев. Наконец мы у самой знаменитой смотровой площадки Сиднея, у скамьи мисис Маккуори.
Лаклем Маккуори был пятым генерал-губернатором Нового Южного Уэльса, он приступил к обязанностям 1 января 1810 года и оставался на своём посту 11 лет. Именно при нём Австралия стала превращаться из колонии каторжников в нормальную цивилизованную державу и получила теперешнее название взамен Новой Голландии. История несправедлива, и сегодня жена Лаклема Элизабет, несмотря на то, что проводила дни свои в праздных прогулках и палец о палец не ударила для своей новой родины, которую если не ненавидела, то явно недолюбливала, пожалуй, более известна, чем её деятельный муж. Любимое занятие миссис Маккуори было часами смотреть в морскую даль, встречать и провожать взглядом корабли, следующие туда, куда рвалось её сердце. По приказу мужа, дабы не усугублять моральные страдания жены физическими, высекли на скалистом мысу прямо в породе кресло или скорее скамью, сфотографироваться на которой сегодня почитает за долг каждый пребывающий в Сидней турист. Две вещи не дают этому сидящему на каменной скамье туристу покоя, нет, это не звёзды и нравственный закон, донимавшие старину Канта, это два самых известных архитектурных объекта Сиднея, да, пожалуй, и всей Австралии, мост Харбор бридж, извиняюсь за масло масляное, и здание Сиднейской оперы. Описание этих австралийских чудес начнём с моста. Возведён он был в ту уже далекую эпоху, когда технический прогресс шагал по планете семимильным шагами. На строительство моста, завершённое в 1932 году, ушло 9 лет. Мост, соединяющий два берега залива, по-английски «harbor»`а, гигантская цельнометаллическая клёпаная арка, невзрачная кузина прекрасной парижанки. С сестрой, Эйфелевой башней, мост связывает схожая технология изготовления да цвет покрытия, предотвращающего коррозию. Появившись, Харбор бридж сразу стал и долго оставался рекордсменом - самый длинный, общая длина 1149 метров, длина арки 503 метра, самый высокий, 134 метра, и, как следствие, самый тяжёлый, 60 000 тонн. Конечно, сегодня есть мосты и подлиннее, но все они либо навесные, либо многопролётные, так что в своём классе арочных мостов Харбор остаётся непревзойдённым. Стандартный туристический аттракцион, правда, не из дешёвых и не из быстрых, порядка 200 долларов и двух часов, подъём в группе таких же безумцев на самую верхотуру, со страховкой, туда, где гордо полощется пара австралийских знамён. Вид, говорят, открывается грандиозный, но, пожалев себя, времени и денег, это мероприятие мы проигнорировали. Автомобильное движение по мосту платное, и чтобы сократить затраты времени на обилечивание, берётся двойная плата только в одном направлении, как следствие, поток машин в бесплатную сторону, в полтора раза больше, чем в платную, есть и в Сиднее объездные пути и любители халявы.
Главное, что потрясает поднявшихся на верхотуру моста, кроме ощущения рвущего душу простора и свежего морского ветра, вид Сиднейской оперы, история возведения которой вполне может стать темой отдельного захватывающего рассказа. Первым, кто заметил отсутствие приличного концертного зала в Сиднее и ощутил необходимость его сооружения, был британский скрипач и композитор Юджин Гуссенс. Благодаря его с несколькими единомышленниками кипучей деятельности, правительство Нового Южного Уэльса в 1955 году разрешило строительство оперного театра с двумя сценами при условии, что государственных средств для этого не потребуется. Театр решено было возводить на месте трамвайного депо на мысе Беннелонг Пойнт. Объявили международный конкурс на лучший проект. Всего на конкурс было прислано 223 работы, а победителем стал тридцативосьмилетний датчанин Йорн Утцон с совершенно оригинальным проектом. Своё детство будущий великий архитектор провёл на морском берегу среди перевёрнутых лодок, силуэты которых, их строительством занимался отец, видимо, настолько врезались ему в память, что, даже работая над проектом театра, он ни в силах был не воспроизводить их вновь и вновь. Впрочем, сам он описывает это несколько иначе: «В основе проекта оперного театра лежит желание привести людей из мира ежедневной рутины в мир фантазии, где обитают музыканты и актёры». После того, как проблема с архитектурным проектом была улажена, во главу угла встал финансовый вопрос. Одна сиднейская строительная фирма оценила стоимость возведения театра в три с половиной миллионов фунтов, начался сбор пожертвований. Утцон даже предложил продавать свои поцелуи по сто фунтов за штуку, но пошли более привычным способом – провели благотворительную лотерею. Разумеется, реальная стоимость строительства значительно превысила расчётную, перекрыв ее почти в 15 раз, общие расходы составили 102 миллиона австралийских долларов, что по тогдашнему курсу соответствовало 51 миллиону английских фунтов. Кроме финансовых трудностей, строительство поджидали трудности чисто технические. Уотцон, скорее поэт от архитектуры, чем реальный практик, и его эскизы были мало похожи на технические чертежи. У него идея, а как её осуществить – пусть думают инженеры. Была создана соответствующая проектная группа, которая и начала разрабатывать необходимые технические решения. Дела шли медленно, деньги текли быстро, строительство оперного театра стало козырной картой в борьбе политических партий за власть, одним из предвыборных лозунгов победившей в 1965 году лейбористов оппозиции было направить оставшиеся от лотереи средства на строительство школ, больниц и дорог. Новая администрация приостановила финансирование, и Утцон, затаив смертельную обиду, покинул пост главного архитектора театра и Австралию. Закачивали, как обычно несколько опошлив идею, особенно в части интерьера, уже без него. Торжественное открытие этого долгостроя, такова печальная участь всех архитектурных шедевров, состоялось 20 октября 1973 года. В речи, прибывшей по такому случаю королевы Елизаветы, Йорн Утцон даже не был упомянут, он так никогда и не вернулся в Австралию, чтобы увидеть своё горячо любимое, пусть и слегка покалеченное детище «во плоти». Здание Сиднейской оперы до сих пор вызывает неоднозначные суждения. По мнению одних это самое прекрасное здание двадцатого века, «вы никогда от него не устанете» - слова Утцона, сказанные в период работы на строительстве, «застывшая музыка» - слова Гёте, сказанные по другому поводу, но уместные и тут. Хулителям новостройки тоже не откажешь в оригинальности высказываний, самое меткое из которых, на мой взгляд, «словно что-то выползло из бухты на сушу и сдохло». Так или иначе, Сиднейский оперный театр – значительное, запоминающееся архитектурное явление, заслуженный полуфиналист конкурса «новые семь чудес света», единственное, для чего здание не очень годится, так это для постановки настоящей большой оперы, главной задачи, заявленной при его создании. В России по сложившейся многовековой традиции театру, наверное, даже присвоили бы почётное звание Царь-Опера. Вдоволь налюбовавшись этой Царь-Оперой издалека, мы подъехали к ней поближе, это дало новые ракурсы и переживания, зашли внутрь, в залы нас, конечно, не пустили, а интерьер вестибюля и туалетов, которые некоторые отъявленные любители оперного искусства сочли необходимым посетить, поскольку проектировались не Утцоном, ничего выдающегося из себя не представляли.
Наша обзорная экскурсия по Сиднею заканчивалась, оставалась пара заключительных сочных мазков: пешеходная прогулка по центру, Сидней оказался весьма симпатичным мегаполисом с параллельно-перпендикулярным расположением улиц, где бережно сохраняемая старина, есть даже специальный закон, запрещающий снос зданий старше, кажется, 1964 года, соседствует с современностью, причём соседство это гармонично и подчёркивает достоинство обоих стилей и эпох. Вначале нас завели на «ювелирную фабрику», обязательный пункт обзорных экскурсий по многим странам. Австралия переболела золотой лихорадкой, но это было давно, а нас нацеливали на приобретение австралийских опалов, залежи которых резко уменьшаются с каждым годом. Приобрести изделия предлагалось у солидной фирмы с вековой историей и итальянскими корнями, правда, обслуживали нас сплошь этнические корейцы, впрочем, если не акцентировать внимание на детали, корейский полуостров весьма похож на апеннинский. Пройдя ещё несколько кварталов, мы очутились у Сиднейской телебашни, она добавляет живости городскому пейзажу, но особого шедевра из себя не представляет, нас это особо не расстроило, поскольку к этой башне мы явились утолять не духовный голод, а самый обычный. Нас ждал шведский стол вращающегося ресторана на этой самой башне. Быстрый подъём на лифте и мы уже стоим в небольшой очереди на раздачу. Из опробованных блюд отмечу устрицы, помельче стандартных, но свежие и приятные, изобилие креветок, а в качестве горячего можно было опробовать приготовленные на вертеле телятину, баранину и предварительно вымоченную в красном вине кенгурятину. Естественно, не опробовать этого последнего из названных экзотического блюда было нельзя. Честно говоря, особого удовольствия не получил, мешал необычный привкус, его-то и глушили красным вином повара, конечно, специфический привкус имеет и баранина, но он много привычнее и потому любимее. Вид, открывавшийся с башни, тоже заслуживает упоминания, опера и харборский мост от телебашни несколько вдалеке, поэтому особенно острых ощущений не дарят, но окружающие башню аккуратные небоскрёбы, регулярные скверы, вид на христианские соборы сверху, точка зрения бога, всё это в купе с потребляемой пищей настраивает на позитивный лад. Кто-то из нашей небольшой группы, предложил пойти пофотографировать у других окон, не у нашего столика. Мы же вращаемся, пытался их урезонить я, сейчас до того места доедем, но вращение оказалось слишком медленным, к тому же вращалось только внешнее кольцо башни со столиками, оставляя на месте сердцевину с буфетом, который был вот рядом, а теперь за новой порцией еды идти и идти.., короче, мы не выдержали, доели, что было, собрали вещи, сделали несколько снимков по периметру и отправились в отель на послеобеденный отдых.
Завершить день нужно было, как обычно, самостоятельной прогулкой. Выбрали прямую как стрела Sant Gourge street, улицу Святого Георгия, идущую почти от нашего отеля до почти harbor bridg`а. С удовольствием заглянули в пассаж времён королевы Виктории, предварительно постояв у бронзового памятника этой коронованной особы. Интересно, что чуть сзади, чуть более скромный, расположился памятник собачке королевы. Эта собачка, даром, что бронзовая, с регулярной периодичностью, не шевеля губами, рассказывала всем желающим, как её звали, сообщала, что является любимой собачкой королевы Виктории и ещё кой-какую информацию, которую мы не разобрали. Рядом с собачкой на многих языках выгравирована надпись, цитата из её маленького спича «отдавать приятнее, чем получать». Казалось бы, после говорящей бронзовой собачки, можно ждать любого чуда и ничему не удивляться. А чудо действительно нас ждало буквально за поворотом и, что самое прекрасное, удивило и даже потрясло. Следуя далее по пути Святого Георгия, замечаем табличку с указателем в сторону «Angel pl», то есть площадь или место ангелов. Сворачиваем, идём по какому-то тёмному переулку, постепенно начинаем различать птичье пенье, оно становится всё громче и отчётливее. Выходим на небольшую площадь, скорее площадку, между окружающими её домами натянуты почти невидимые металлические нити, а на них висят десятки птичьих клеток. Птичьи трели заполняют все уголки площади и души. В чём же чудо спросит читатель, а чудо в том, что все клетки пусты, в них нет ни единой птицы, это поют ангелы. Почему-то вспомнилась фраза профессора Плейшнера из весенних мгновений, или это сказал Штирлиц на Цветочной улице, «так птицы поют только в раю». И даже, возникла мысль, вдруг случилось невероятное, и бедному профессору удалось, как колобку, уйти и от Мюллера, и от Юстаса, и от Алекса, эмигрировать в Австралию, осесть в Сиднее, и это птичье пенье его красный цветок на окошке тем, кто понимает. А если серьезно, то увиденная инсталляция учит бережному отношению к природе сильнее и доходчивее, чем посещение экологических заповедников, парков, зоопарков и им подобных мест. К Харбор бридж добрались, когда начинало темнеть. Посмотрели снизу на безумцев, поднимающихся, гремя кандалами-страховками, по мосту в непостижимые выси; пофотографировали беззаботно резвящихся тут же на зелёной лужайке кроликов, у континента особые отношения с этим животным; добавили в свою копилку ещё несколько видов Сиднейской оперы под другим углом и освещением. По гавани резво сновали колёсные пароходики, искрясь разноцветными огнями, недалеко шумел рождественский базар, и чего это южному полушарию пришла фантазия встречать новый год летом, а не зимой, как нормальным людям, но нужно было возвращаться. Обратная дорога была отмечена любованием на грандиозную, сияющую огнями, искусственную ёлку в замеченном ранее викторианском пассаже, и цветовым шоу: встретившийся по дороге собор озарялся регулярно менявшимися разноцветными картинами, в доме напротив работал проектор, сколько мы не наблюдали, повторений так и не обнаружили.