Анализируя свои ошибки при посещении Коломны, особенно жалели, что не увидели Храм Николы Мокрого на Посаде, не самый древний, начала XVIII века в стиле московского узорочья, что тоже не уникально, но с рекордным числом кокошников – 105, пусть и не подлинных, а восстановленных лишь в семидесятых годах прошлого века. Тем не менее, возвращению к «былым возлюбленным» предпочли знакомство с «невиданным доселе», отправившись через неделю на день в Ярославль.

Мы снова на Комсомольской кольцевой. Поскольку на фирменный поезд Москва – Ярославль опаздывать нельзя, прибыли пораньше, и можем себе позволить не торопясь станцию осмотреть. Кольцевая линия московского метро, самая помпезная, прокладывалась в начале пятидесятых – самый расцвет сталинского ампира. Комсомольская среди этого роскошества камня, света и хрусталя одна из лучших, ещё бы, проектировалась известным мастером по возведению подземных дворцов Щусевым. Блеска и праздника станции добавили мозаичные плафоны Павла Корина. Задрав голову, стал их рассматривать, название обязывает, и я гадал, кого же из героев-комсомольцев запечатлел автор. Список героев мозаик получился несколько неожиданным: А. Невский, Д. Донской, К. Минин и Д. Пожарский, А. Суворов, М. Кутузов, В. Ленин. Хотя с другой стороны, многие слова из песни Комсомольцы - добровольцы как раз про них «Сквозь огонь мы пройдем, если нужно… Где б мы ни были - с нами Россия!». Однако на 30 января 1952 года, время введения станции в строй, одного, самого главного комсомольца, точнее Лучшего друга всех комсомольцев явно не доставало. Оказывается, сначала он был, на трёх плафонах из восьми: Парад 1941 года со Сталиным перед мавзолеем, взятие рейхстага со Сталиным на знамени и, наконец, со Сталиным на трибуне во время парада Победы 45-го. В 1952 Корину дали Сталинскую премию, а в 1961 велели эти панно переделать, переделал к 1963 и получил Ленинскую. Профиль Сталина на знамени, премия подсказала, заменил профилем Ленина, Сталин на параде 41-го чудесным образом обратился в Ленина на митинге в Гражданскую, кремлёвский фон остался прежним. А вот парад Победы Корин, можно сказать, уничтожил, а что было делать, там кроме Сталина и Берия, и Маленков, и Молотов, и Ворошилов, успевшие показать, вместе с примкнувшим к ним Шепиловым, всю свою гнилую антипартийную сущность. Всех их заменила Родина-мать, несущая на фоне мавзолея и Спасской башни, в правой руке и серп, и молот, а в левой, очевидно, добытую с помощью этих орудий труда оливковую ветвь. Ладно, рефлексировать по этому поводу некогда, нам пора на вокзал, разумеется, Ярославский; поезд ждать не станет.
Билеты дочка покупала заранее, придирчиво выбрала вагон, места, однако РЖД, словно помянутый ранее монументалист Корин, внёс существенную поправку. Состав сформировали «задом наперёд», точнее к Москве передом к Ярославлю задом, нумерация начиналась с хвоста поезда, в результате нам пришлось долго идти по платформе, мы сели не на ту сторону, да ещё против хода. Впрочем, это мелкие неприятности, главное, что через три с небольшим часа мы уже были в некоронованной столице «Золотого кольца».

Мы на вокзале и, подражая незабвенному отцу Федору, заинтересованному читателю можем безапелляционно заявить, что город Ярославль по своему географическому положению и по количеству народонаселения значительно превышает город Коломну, однако уступает городу Москва по своему движению, а по возрасту так превосходит их обоих. Поскольку название города прозрачно и однозначно намекает на своего отца-основателя, рождение его датируют временем правления Ярослава Мудрого 978-1054. Скорее всего, город он заложил, находясь в ранге Ростовского князя (978-1010), а не Новгородского (1010-1034) или, тем более, Киевского. С другой стороны первое упоминание Ярославля в Повести временных лет, а по первому упоминанию датировали и Москву, и Коломну, относится к 1071 году. Местные учёные-краеведы, вернувшиеся из сталинских лагерей и наслаждаясь внезапной оттепелью конца пятидесятых, решили, что для года основания 1071 слишком поздно, а 978 слишком рано (юбилей прохлопали), выбрали 1010 и число красивое, и 950-летний юбилей можно не торопясь подготовить и хорошо отметить. Была ещё одна дата-претендент 1024, когда в здешних местах из-за неурожая восстали волхвы, и Ярославу пришлось лично возглавить карательную экспедицию. Однако откладывать на завтра, а тем более на 14 лет то, что можно сделать сегодня, сил никаких нет, и 1010 утвердилось окончательно, добавив новых кабалистических смыслов и нашему визиту в 2020.
До славян тут, как и по всей Северо-восточной Руси, проживали фино-угры, конкретнее племя меря, помянутое готскими летописями ещё в шестом веке. Здешнее их поселение на месте слияния Волги и Которосли именовалось Медвежий угол, его Ярослав, распознав стратегическое значение – по Которосли можно без приключений доплыть до Ростова Великого, со своей дружиной и захватил. Позже этот акт трансформировался в красивую легенду, как Ярослав Мудрый зарубил секирой страшного медведя, разумеется, первого на него напавшего. Согласно одному преданию медведь, точнее медведица, была послана богом Велесом в наказание местным жителям за их принятие христианства, в другой версии медведицу выпустили местные язычники. Не смотря на разночтения, финал везде один - зверь повержен, город срублен, в смысле построен. К павшему противнику проявили уважение: перенесли, снабдив золотой секирой, на герб города, позже во времена Алексея Михайловича изображение украсили шапкой Мономаха, намекая на то, что Ярославль был одной из великокняжеских резиденций, а в Смутное время даже временной российской столицей. В какой год произошла битва с медведицей, как мы выяснили, доподлинно неизвестно, а вот день установлен точно – Ильин. Потому первая построенная Ярославская церковь – Ильи Пророка, первой эта церковь и на нашем пути.

План визита в Ярославль у нас тот же, что и при посещении Коломны, двигаемся от вокзала к Кремлю, тут он называется Рубленый город, осматриваем его и, сообразуясь с оставшимся временем, окрестности.
Нынешняя ипостась храма Ильи Пророка датирована серединой (1647-1650) семнадцатого века, золотое время для Ярославля, одной из купеческих столиц, тогда второй по величине и третий по торговому обороту город России. На средства купцов Иоанникия и Вонифатия Скрипиных церковь и построили. Имена строителей неизвестны, а вот имена художников, расписавших храм в 1680, как и саму роспись, история сохранила. Ярославскую артель мастеров возглавили костромичи Гурий Никитин и Сила Савин. Церковь была возведена на территории подворья Скрипиных и стояла в окружении их жилых и хозяйственных построек, но в конце восемнадцатого века неожиданно для самой себя стала центром радиально-кольцевой планировки по реконструкции Ярославля. Сегодня храм Ильи Пророка центр Советской (бывшей Ильинской) площади, стоит аккурат против здания правительства (бывшего обкома) Ярославской области. В 1920 церковь стала музеем, это спасло её от сноса, но не от атеистических надругательств: к куполу подвесили маятник Фуко, объявив здание антирелигиозным музеем. Сегодня это по прежнему музей, но религиозный, закон отрицания отрицания рулит, где в летнее время проводятся службы. Статус музея позволяет с посетителей брать деньги за вход, зато предоставляет им право спокойно фотографировать всё, что захотят, не завися от божественного провидения или прихотей местного батюшки.
Пока времени у нас предостаточно, наш поезд отходит не скоро, и мы можем не спеша осмотреть этот храм-музей. От краснокирпичных московских храмов того же времени этот отличается цветом стен, белоснежные, и куполов; они не золотые, не серебряные, даже не голубые … «Твои глаза зеленые, слова твои обманные и эти речи звонные свели меня с ума». Первоначально зелень давала покрывшая купола черепица, позже в XVIII веке её сменило придуманное ярославскими мастерами чешуйчатое покрытие. Храм не симметричен, шатровая колокольня, она слева и ближе к пятиглавию, архитектурно отличается от шатра бокового предела, как и две башни одной из вершин готики – Шартрского собора, добавляя церкви индивидуальности и теплоты, совершенная красота плодит если не раздражение, то холодное равнодушие. Зайдём внутрь, глянем на стены и сразу утонем в этой голубизне росписей, покрывать тем же цветом ещё и главы куполов было бы явным перебором. Переработать увиденное рационально, считать всю сюжетную информацию просто нереально – 970 «сюжетных клейм», взорвётся мозг, безопаснее его на время отключить, полагаясь исключительно на сердце и эмоции. Для любителей во всём дойти до самой сути (в работе, поисках пути, в сердечной смуте) в храме имеются две информационные таблички, из коих можно узнать, что настенные росписи разделены на шесть ярусов, пять сюжетных и один орнаментальный. Два верхних сюжетных посвящены жизни Христа, третий деяниям апостолов. Оставшиеся два нижних ветхозаветные, рассказывающие в частности о житие пророка Ильи и Елисея, ставшего помощником Ильи в год воцарения Ииуя и верным продолжателем его дел после вознесения учителя живьём на небо. В русской традиции Илья или Илия, отсюда его всенародная любовь и почитание, выступил заменителем главного древнеславянского бога Перуна, взяв под управление гром, молнию и атмосферные осадки. Елисей не так известен и почитаем, хотя за свою долгую жизнь (100 лет) насовершал чудес не меньше, чем Спаситель за 33. Елисей и больных исцелял, и мёртвых воскрешал, и хлеба с елеем умножал, но один поступок в этом соревновании с Иисусом отбрасывает Елисея далеко назад. Над лысиной Елисея посмеялись дети, обозвав плешивым, а тот наслал на обидчиков двух медведиц, ярославский нрав. Поскольку поблизости Ярослава Мудрого, он тогда ещё не родился, не оказалось, медведицы беспрепятственно стали рвать младенцев, успокоившись лишь, когда число разорванных достигло 42. Кстати, скрупулёзный подсчёт числа жертв царя Ирода, основанный на количестве жителей тогдашнего Вифлеема, примерно тысяча, приводит к скромной цифре 20, начисто отвергая приписываемые ему церковной традицией 14 тысяч.
Росписи сохранились отлично, почти полностью, только фрески одного из трёх церковных пределов, Покровского, были переписаны в 1830 братьями Сарафанниковыми. Кроме росписей обращает на себя внимание и резной иконостас, он помладше росписей, старый иконостас в девятнадцатом веке показался через чур простоватым и его заменили новым золочёным в барочных кружевах и завитушках. Столь же тонкой резьбой могут похвастаться стоящие по бокам два золочёных терема семнадцатого века – царское и патриаршее молельные места, их сюда перенесли из церкви Николы Мокрого. Главной святыней храма была часть ризы господней, хранившаяся в боковом с шатровым навершием пределе. Ризу царь Михаил Федорович выпросил у персидского шаха Аббаса I, покорившего Грузию, где у местного митрополита эта риза тайно хранилась с легендарных времён. Ризу поделили на части и по разным церквям раздали. Досталась частица и Ярославлю. Не знаю чудо эти или закономерность, но, несмотря на все бурные события ХХ века, ярославская частица ризы не исчезла, не сгинула. В 2002 её случайно нашла сотрудница Ярославского музея-заповедника, в 2004 её передали РПЦ, на историческое место святыню возвращать не стали, нашли для неё более тёплое местечко – Храм Христа Спасителя.

Службу у Ильи Пророка проводят священники находящегося неподалёку Кирилло-Афанасиевского монастыря. Кирилл и Афанасий – отцы Александрийской церкви, прославившиеся в борьбе с ересью, первый с несторианством, второй с арианством. Монастырь был основан в 1616, когда Русь, наконец, окончательно избавилась от польско-литовских еретиков-католиков, вот монастырю и решили дать такое экзотическое название в качестве тонкого намёка на толстые обстоятельства. Стоит отметить, что в дело освобождения страны от захватчиков и смутьянов Ярославль внёс свою весомую лепту. Второе народное ополчение, родившись в Нижнем, двинулось в Москву через Ярославль, где сильно приросло и окончательно оформилось. Правда, когда ополчение хотело выступать из Ярославля, внезапно начался сильный мор, видать католический бог тоже силён, но всенародная молитва у иконы Нерукотворного Спаса с болезнью покончила. История сохранила каменные здания монастыря чуть более поздней постройки, на церкви Афанасия и Кирилла указана дата 1664. Поскольку монастырь с 1925 принадлежал мебельной фабрике, от внутреннего убранства ничего не сохранилось. Что же, вместо духовной пищи будем вкушать плотскую. В 2005 монастырь в ужасном состоянии вернули верующим, реставрация шла неспешно, потому долго, колокольню восстановили только к 2019, столовую думаю раньше, уж больно вкусна оказалась картошка с грибами, а тут важна традиция, поданная в глиняном горшочке, «запечатанном» прутиками из слоёного теста. Ещё в 2019 здесь водрузили памятник: крест, а под ним двое мужчин, не Кирилл и Афанасий, не актуально, а Кузьма и Дмитрий. Дорожка к памятнику размечена медными табличками – вехами славного пути: Москва – Троице-Сергиев монастырь – Переяславль Залесский - Ростов Великий – Ярославль. Нижнего Новгорода нет, видимо на его месте стоят Минин и Пожарский, и по мысли автора как бы движутся в нашем направлении по озвученному маршруту. У них свой маршрут, у нас свой, к историческому центру в Рубленый город.
Каменным кремлём Ярославль так никогда и не обзавёлся. Ярославу и его воеводам хватало деревянного, рубленого, монголов не остановил бы и каменный, наоборот раззадорил, а потом и нападать особо некому было. Ярославль стал специализироваться, глупо не пользоваться своим местоположением, не на войне, хотя на Куликовскую битву ратные полки посылал, а на торговле. Особенно разбогател на транзите, когда англичанам было дозволено перемещаться от Архангельска до Астрахани. Немного поболтало Ярославль во времена Ивана Грозного, сначала его приписали к земщине, но вовремя перевели в опричнину, он не был, как Великий Новгород, потоплен в крови, более того, многие купеческие фамилии бежали из Новгорода сюда, тем самым значительно увеличив налогооблагаемую базу. В смутное время хлебнул чуток лиха. Лжедмитрий I до Ярославля не добрался, тут некоторое время после его свержения отбывали ссылку Мнишки, отец и дочь, а вот войска Лжедмитрий II до Ярославля дошли, но сражения не было, местный воевода, уж не Кац ли была его фамилия, решил, что разумнее сдаться. Сдались, но грабежи и прочие безобразия это не предотвратило. Первое ополчение, оно двигалось из Вологды, освободило Ярославль от иноземцев, но не окончательно. Через три недели подошли свежие силы поляков, захватили слободы и осадили кремль, взять не смогли, потолкались у рубленных стен и ушли подобру-поздорову, больше Ярославлю никогда и никто (из иностранцев) не угрожал. Последнее замечание – намёк на бурные события Гражданской войны. В июле 1918 Союз защиты Родины и Свободы Бориса Савенкова, поначалу весьма скромно вооружённый – 12 револьверов, сумел захватить город и пересажать большевистских активистов, но дальше... Дальше большевики стянули к Ярославлю войска, стали обстреливать город из пушек, бронепоездов, бомбить с аэропланов, кажется это был первый случай в мировой истории, в отечественной точно, когда город серьёзно пострадал от авиаудара. Особенно много разрушений было на территории Рубленого города, получил своё и кафедральный Успенский собор, но устоял, пришлось его в 1937, каток террора прошёлся не только по людям, взрывать. Нет худа без добра, бомбёжки и взрывы освободили много места, что позволило тут на стрелке, где сливаются воды Волги и Которосли разбить парк культуры и отдыха. Сначала в парке доминировал отдых, а где-то с 2004 озаботились и культурой, решили Успенский собор восстанавливать. С одной стороны тот, взорванный большевиками многократно перестраивался и уникальным с архитектурной точки зрения не являлся, с другой стороны представлял несомненную историческую ценность. Тут и Иван III c детьми бывал, и Дмитрий Пожарский благословение получал, и новоизбранного Михаила Романова встречали. Вовремя нашёлся и спонсор – руководитель строительной корпорации «ВИТ» В.И. Тырышкин, объявили конкурс проектов. Общественность своими 63% голосов высказалась за точное воссоздание разрушенного, что предусматривал проект ярославца В.И. Сафронова, ему же конкурсная комиссия и первую премию присудила, но большинством голосов (7 против 2) дала добро на строительство совсем иного значительно большего храма по проекту москвича А.М. Денисова, Соломон со своими решениями отдыхает. Кстати, Денисову тоже первую премию дали – не жалко. Почему так случилось, нам остаётся только гадать. Из версий, которые можно высказать, не опасаясь судебного преследования, такая – за сто лет Ярославль существенно вырос, в той же пропорции должен вырасти и его кафедральный собор, а уж тут Денисову, участвовавшему в воссоздании главного храма Христа Спасителя, равных нет. Правда, возникли небольшие трения с ЮНЕСКО, включившего в 2005 исторический центр Ярославля в свой список. Дело закончилось тем, что строительство храма продолжилось, а вот от 70-метровой колокольни «денисовцам» пришлось отказаться. Стройка закипела, торопились к 2010 – тысячелетию Ярославля, стены возвели, а вот отделать не успели, но молебен и освещение патриархом состоялось. Похоже, отделочные работы не завершены и сейчас, во всяком случае, часть стен затянуто строительной сеткой, внутри тоже как-то пустовато, кроме высоченного многоярусного иконостаса ничего не запомнилось. К мощам первых ярославских князей в соборе прикладываться не стали, а отправились к «светской святыни», одному из символов города - беседке на волжской набережной. Топать от собора до этой возведённой в 1840 на месте деревянного китайского павильона ротонды прилично, а удовольствие от созерцания так себе, тем более точно такая же, во всяком случае мы разницы не заметили, на набережной Которосли, а до неё значительно ближе. Имеющиеся в моём распоряжении источники возмущены – я глубоко не прав, «Которосльская» беседка всего лишь копия «Волжской» и возведена в 1985 к 975-летию города. Историческую беседку в позапрошлом веке именовали Губернаторской, там по воскресениям любил пить чай сам губернатор, по слухам не один, угощал всех желающих. Новоделу дали более поэтичное название Некрасовская, памятуя об одном из выпускников ярославской гимназии с весьма скромными успехами. Постояв, помолчав, а тут поживописнее будет, не даром молодожёны облюбовали эту беседку для фотосессий, воспользуемся советом помянутого классика: «Выдь на Волгу».

 Несколько минут и мы на стрелке, несомненно, лучший Ярославский вид, это если смотреть на него, например, с воды. К сожалению, такой возможности мы лишены, прогулочные пароходики не ходят, времена тяжёлые. Можно посидеть-отдохнуть на лавочке, посмотреть на золотые купола Успенского собора, отсюда он не такой уж и громадный, обойти вокруг поставленной к тысячелетию города гранитной стелы под двуглавым орлом. У её подножья Ярослав Мудрый с вытянутой по-ленински рукой и ещё четыре фигуры горожан разных полов и сословий.
Читатель, предупреждённый об отсутствии каменного кремля в Ярославле, может сильно изумиться, застыв у мощных, соединённых зубчатой стеной сторожевых башен. Особенно живописны Богоявленская и Угличская башни, но это башни не кремля, а Спасо-Преображенского монастыря. Сегодня монастырь - главная часть Ярославского историко-архитектурного и художественного музея-заповедника. С какой стороны не посмотреть – грех не посетить. Можно взять билет на разовый осмотр определённой достопримечательности, а можно приобрести «проездной» на все, кроме подъёма на колокольню. Решив сэкономить, взяли «проездной», получилось так на так. «Иконы Ярославля» оказались закрыты, а «Медведица Маша» малоинтересной. Попала сюда Маша в 1990, оставшись по вине браконьеров сиротой в двухлетнем возрасте, владелец сначала пытался продать её цирку – не взяли, с тех пор тут в заповеднике, как живой символ города, и мыкается. Возраст у неё уже более чем солидный, но до официально зафиксированного рекорда продолжительности медвежьей жизни 52 года, ещё далеко. Она довольно индифферентна, «исчезли юные забавы, как сон, как утренний туман». А ведь каких-то 15 лет назад, горело в ней «ещё желанье под гнетом власти роковой нетерпеливою душой»…, короче откусила ступню одной из служительниц, но та сама виновата, нужно быть проворней и технику безопасности соблюдать. Основан монастырь ещё в XII веке вне тогдашнего города, но, как мы догадываемся, неподалёку. Самое старое сохранившееся здание и в монастыре, и во всём Ярославле – Спасо-Преображенский собор, пожалуй, главная жемчужина музея-заповедника, туда и направимся. В Ярославле эта, если сравнивать с большинством ярославских церквей, «белая ворона» с шестнадцатого века, построена в традиционном для того времени стиле. Главы, их три, не привычные для Ярославля луковки, а шлемовидные, более уместные для Владимира – Суздали. Главное сокровище храма, так же как у Ильи Пророка, не снаружи - внутри. Читатель догадался – это фрески. Роспись церкви Ильи Пророка прекрасна, но не уникальна, с XVII века фресок сохранилось достаточно много, а вот похвастаться полным циклом росписей века шестнадцатого могут только два собора. Перед одним мы стоим и сейчас войдём, а второй находится в гораздо более труднодоступном месте, Богородице-Успенском монастыре Свияжска. Роспись Спасо-Преображенского собора осуществили совместно, как явствует из сохранившегося на одном из столпов храма клейма «мастеры московские Ларион Леонтьев сын да Третьяк да Федор Никитины дети да ярославцы Афанасий и Дементий Сидоровы дети» в 1563-64 г. То был конец золотого века Руси, Иван Васильевич, вступивший в возраст Христа, ещё не показал весь свой грозный нрав, но тучи уже сгущались. Была оплакана и похоронена первая царская жена Анастасия, сгубленная чародейством, после чего «царь яр быти и прелюбодействен зело»; до учреждения опричнины оставался год. Может поэтому вместо спокойных небесно-голубых тонов мастера использовали тревожные охряно-розовые, а один из сюжетов посвящён страданиям Сорока мучеников Севастийских. Замучивший не сорок, а сорок сороков мучеников Грозный любил тут бывать и жаловать, по 55 его грамотам монастырь получил 6 сёл, 239 деревень, соляные варницы и судебный иммунитет. В Смутное время побывали тут и польско-литовско-белорусско-украинские оккупанты. Потолкались возглавляемые белорусом Будзило в 1609 у стен и ушли ни с чем. Посетил монастырь в 1613 проездом из Ипатьевского монастыря в Москву и первый Романов, как будто бы именно отсюда Михаил телеграфировал, то есть отправил первую грамоту, где соглашался на престол. После Смутного времени монастырь капитально отремонтировали, возвели новые стены и сторожевые башни, их то мы и видели. До собора руки тоже дошли, но попозже, в 1780 все фрески записали по-новому, а в 1814 ещё и масляными красками прописали. Часть исходников погибла или пострадала частично, но основная часть сохранилась и была открыта в ходе кропотливой, завершившейся в 1996 году реставрации.

Более подробно об истории Ярославля можно узнать, посетив постоянно действующую в музее-заповеднике выставку «История Ярославского края»: археологические раскопки, всякие там черепки, монеты, осколки двух сирийских стаканов, оружие, орудия труда и другие молчаливые свидетели седой старины. Со времён золотого ярославского купеческого времени (конец XVII - начало XVIII века) артефактов сохранилось побольше и покрасочней. Тут и оружие лучшей сохранности, и одежда, и знаменитые ярославские изразцы. Обращает на себя внимание изображение убиенного царевича Дмитрия, это ещё не портрет – парсуна. На ней на переднем плане малолетний царевич занят погубившей его по официальной версии игрой «в ножички», по бокам в уменьшенном масштабе другие эпизоды этой трагической истории. Остановимся и у ещё одной деревянной доски – на ней на голубом фоне «Гербъ ярославскiй». Миша там уже не с золотой секирой – с серебряной, зато не под шапкой Мономаха, под императорской короной. Для любителей более объемных экспонатов – карета, правда французской работы, первого ярославского губернатора. Есть зальчик и с советской историей. Плакаты в стиле лубка «Ох не страданье, а только мученье: милый на улицу, а я за ученье!»; «Октябрьская революция - мост к светлому будущему»; «Не позволяйте детям есть из одной посуды с домашними животными».
Ещё одна выставка, мимо которой пройти не смог, посвящена первому русскому литературному произведению «Слову о полку Игореве». Почему эта экспозиция здесь? Потому что по свидетельству первооткрывателя «Слова» графа А.И. Мусина-Пушкина тут его и обнаружили. Алексей Иванович утверждал, что приобрёл рукопись у местного архимандрита: «До обращения монастыря в архиерейский дом управлял оным Иоиль Быковский, муж с просвещением и любитель словесности. По уничтожении штата остался он в том монастыре до смерти своей. В последние годы находился он в недостатке, по сему случаю мой комиссионер купил у него все русские книги, в числе коих в одной, под названием «Хронограф», в конце и найдено было «Слово о полку Игореве». Правда в последние годы некоторые историки более вероятным считают, что Мусин-Пушкин не купил рукопись, а украл, и не в Ярославском Спасо-Преображенском монастыре, а в Кирилло-Белозерском в 1792 во время инспекции, он тогда являлся обер-прокурором Синода, ещё раз подтвердив незыблемость русского национального принципа «что охраняем, то и имеем». Впрочем, настаивать на этой версии не станем, памятуя ещё об одной может быть и не исконно русской поговорке «не пойман – не вор». Со «Словом» вообще всё непонятно, ничего наверняка утверждать нельзя, сплошные версии. Взять хотя бы авторство, кому только не приписывали. Одна из версий - этот самый Иоиль Быковский и написал, и Мусину-Пушкину, который не преступник, а жертва, втюхал. Среди версий о предполагаемом авторе есть сложные и запутанные, есть откровенно притянутые за уши, а есть наивные и бесхитростные, как простая гамма. Версия достойная Шерлока Холмса, Эркюля Пуаро и Вильяма Оккама, строжайше запрещавшего множить сущности, наводя тень на плетень, - автор князь Игорь. Действительно, кто же ещё мог знать все обстоятельства его похода вплоть до мелких деталей:
«Игорь-князь спит — не спит:
Игорь мыслию поле меряет…
И помчался он к лугу Донца;
Полетел он, как сокол под мглами,
Избивая гусей-лебедей к завтраку, и обеду, и ужину».
Странно, что никто не сосватал в авторы Ярославну
«Голос Ярославнин слышится,
на заре одинокой чечеткою кличется:
Полечу, — говорит, — чечеткою по Дунаю,
Омочу бобровый рукав в Каяле».
Типичный сексизм. Среди предполагаемых авторов, а имя им легион, Новгородский князь Владимир Святославович; князь Владимир Галицкий; епископ Кирилл Туровский, довольно известный литератор XII века, одна незадача – умер за три года до Игорева похода. Сторонники версии фальсификации «Слова» добавили к предполагаемым авторам литераторов более позднего времени: Карамзина; Иозефа Добровского; самого Мусина-Пушкина. Конечно, определить сегодня автора не представляется возможным. Да и что даст имя. Определиться бы со временем написания и подлинностью. Весомый повод предполагать фальсификацию «Слова…» дал Наполеон, вторжение в Москву которого привело к грандиозному пожару, поглотившему среди прочего и рукопись «Слова…», якобы оставшуюся во дворце Мусина-Пушкина на Разгуляе. Интересно, что картины и серебро граф успел заблаговременно эвакуировать, а свою коллекцию рукописей, порядка двух тысяч единиц хранения, скрепя сердце, перед самой войной пожертвовал Московскому архиву Коллегии иностранных дел, только передать не успел. Не смотря на Булгаковский афоризм, рукописи отлично сгорели, большинство без остатка. Из всего Муси-Пушкинского собрания рукописей сохранилось порядка 20, во время пожара они находились в других местах, в частности Лаврентьевская летопись, подаренная в том же 1812 Александру I. «Слово…» в отличие от своих менее именитых товарищей по несчастью сгинуло в московском пожаре не бесследно, сохранился список, сделанный в 1795 для Екатерины II и издание 1800 года, подготовленное Мусиным-Пушкиным. Позже обнаружились и «более древние» списки «Слова…», оказавшиеся стопроцентной подделкой. Известно и имя «подделывателя» Антон Бардин. Честный до 1812 года торговец антикварными изданиями, из-за московского пожара лишился всего нажитого непосильным трудом. Его лавка, как и дом Мусина-Пушкина, сгорела дотла. Бардин, до чего сильный характер, рук не опустил, переписал «от руки» всё утраченное на промасленных пергаментах слабыми чернилами и продал, очень выгодно. Дело пошло, после «Русской Правды», «Поучения Владимира Мономаха», «Жития святой княгини Ольги», «Грамоты Александра Македонского славянам» дошли руки и до «Слова о походе Игореве, Игоря, сына Святославова, внука Олегова». «Слово…» в 1815 купил у Бардина А.Ф. Малиновский, отдал на экспертизу, тут всё и открылось. Споры о подлинности – не подлинности «Слова…» велись бы и по сю пору, если бы не сказали своего веского слова лингвисты. Многочисленные, периодически меняющиеся, мудрёные правила русского языка дают все основания датировать время создания текста концом двенадцатого века. Имитировать этот текст в восемнадцатом веке мог бы только с одной стороны академический учёный масштаба Дмитрия Лихачёва, а с другой гениальный литератор масштаба Пушкина, но не Мусина, а нашего всего, Александра свет Сергеича, а такового в те времена не существовало, не родила тогда ещё земля русская, вопреки пророчествам Ломоносова, ни собственных Платонов, ни быстрых разумов Невтонов. Доставшийся Мусину-Пушкину рукопись, по всей вероятности, список со списка века так примерно XVI-го, с неизбежными при переписывании ошибками и описками. Учёные часть исправили, но часть ушла в народ. Одна из ошибок стала крылатой фразой, да ещё самой цитируемой. Фраза эта «растекаться мыслию по древу». В контексте
Растекался мыслию по древу,
Серым волком по земли,
Сизым орлом под облаками.
По мысли серьёзных исследователей буква «л» в «мысли» лишняя, а «мысь» это либо белка, либо мышь.
В одном из залов воссоздана атмосфера XVI века, предполагаемое время создания рукописного сборника, куда кроме «Слова…» вошли несколько летописных историй и литературных повестей, в частности «Дигенис Акрит» - эпическая поэма неизвестного византийского автора. Иконы и рукописные книги подлинные, древнее вооружение – имитация. Следующий зал даёт нам представление об интерьере господского дома в Иловне, Ярославской усадьбе Мусина-Пушкина, там он поначалу складировал свою коллекцию, там же оказалась львиная доля рукописей собрания, избежавших московского пожара. Саму усадьбу увидеть невозможно, название Иловна оказалось пророчески точным, в 1938 её поглотила водная пучина Рыбинского водохранилища, а вот один из в воде не тонущих и в огне не горящих экспонатов Муси-Пушкинской коллекции увидеть можно. Это Евангелие начала XVII века. Экспонируется и первое печатное 1800-го года издание «Слова…». Часть экспозиции посвящена персонально Мусину-Пушкину, тут и его портрет с рубиновым крестом и алой лентой ордена Святого Александра Невского, и генеалогическое дерево рода. Среди прочих роднящий Алексей Иваныча и Александр Сергеича Григорий Пушка, который получил «своё фамилиё» за недюжинное умение стрелять из появившихся на Руси после Булгарского похода пушек-тюфяков.

В Спасо-Преображенском монастыре можно было побродить и ещё, осмотреть, например, выставку Природа Ярославского края, но время неумолимо, часы тикают всё быстрее, а у нас запланирован ещё ряд важных мероприятий. Мы выходим на Богоявленскую площадь с бронзовым Ярославом Мудрым посредине. У памятника долго не задерживаемся, чтобы его увидеть, не обязательно ехать в Ярославль, достаточно достать из бумажника тысячную купюру. Мы спешим на противоположный берег реки Которосль, в так называемое Закоторослье, конкретнее в слободу именуемую Коровники. Смотреть будем не жилые помещения для крупного рогатого скота, а комплекс культовых построек, обнесённые оградой пару церквей и колокольню. По дороге, а путь не близкий, можем впечатлиться современным деревянным зодчеством. Одноэтажные домишки разной степени сохранности, часть продаётся, часть нет. На одном из не продающихся транспарант «Нас не расселяют!». Вот только непонятно, гордятся этим там проживающие или, что вероятнее, сожалеют.

Храмовый комплекс в Коровниках возвели в золотое для Ярославля и более-менее серебряное для России время – вторая половина XVII века, правление тишайшего Алексея Михайловича и его сына Фёдора. В столице тогда расцвело и засияло буйным цветом Московское узорочье, выпекавшее, как фигурные пряники, нарядные, вкусные, красненькие, словно с пылу с жару, церквушки. Ярославские мастера были сдержаннее, храмы у них получались более строгими и по форме и по цвету, обычно белёные с зеленоватыми маковками. В некоторых случаях побелка была излишней, бурый кирпич, идущий на кладку, смотрится интересно, необычно и празднично и в первозданном, небелёном виде. Таков оказался и представший перед нами комплекс в Коровниках, удивительно изысканный и гармоничный, отнесённый специалистами к классическим образцам и жемчужинам Ярославского зодчества того времени, который на долгие годы заложил строгие каноны и породил многочисленные подражания. Погуляв по территории, мы вновь, как и в Коломне, попали к шапочному разбору, были в восторге от этого тихого, без свидетелей и посторонних, общения тет-а-тет с прекрасным. Что не попали внутрь, практически не переживали, а то могли бы словить синдром Стендаля, тем более источники говорят об утрате множества фресок, в советское время их съела хранившаяся в церквях соль. У меня не было ни тени сомнения, что представшие перед моими глазами виды, те самые исконные, задуманные авторами. Не было, пока не попались на глаза цветные фотографии, сделанные С.М. Прокудиным-Горским в 1911 году. На них комплекс предстал совсем в другом цвете, с белёными простенками, светло зелёными куполами, крышами и ставнями. Так что теперь я абсолютно не в курсе, позднейшее ли это добавление или так было задумано изначально, а на вопрос: «какой из видов лучше», уверенно отвечу: «оба лучше».

Чтобы сбить высоко задранную планку эмоционального накала, разбавим наше повествование сухой фактологией. Строительство комплекса было начато в 1649 году с «летнего», то бишь неотапливаемого, храма Иоанна Златоуста на деньги «посадских людей» Федора и Ивана Неждановских, занимавшихся, как и большинство в здешней слободе, отсюда и название, разведением крупного рогатого скота, благо на водопой далеко, Волга рядом, гонять скот не нужно. Блин вышел не комом, закончили в 1654, это лучшее произведение всего комплекса: гармоничное пятиглавие без подклета с двумя шатровыми пределами, ориентированными на Волжский берег. Пышные наличники и два фигурных крыльца приделали попозже в 1680-х, а расписали ещё через пятьдесят лет, трудилась местная бригада, возглавляемая небезызвестным в те годы знаменщиком Алексеем Ивановичем Сопляковым. Второй храм, зимний отапливаемый, воздвигли в 1669 в честь самой почитаемой русской иконы Владимирской Богоматери, уберегшей Русь от Тамерланова нашествия. Стремящиеся к гармонии мастера построили Владимирскую церковь соразмерно Златоустинской, отапливать такой объём никаких дров не напасёшься, поэтому храм разделили на два этажа, топили и проводили службы на нижнем этаже, верхний, чердачный так и остался пустым. В 1680-х как раз по серёдке между храмами воткнули 37-метровую шатровую колокольню, получившую за свою красоту и изысканность почётное прозвище «Ярославская свеча». Последнее по времени, но не по значению сооружение комплекса, такая, будем оригинальны, клубничка на торте – парадный вход на территорию со стороны Волги - святые ворота, выполненные в самом конце XVII века в стиле Нарышкинского барокко, постепенно проклюнувшегося сквозь Русское узорочье. Постсоветская судьба церквей в Коровниках, не смотря на всю их художественную ценность, сложилась менее удачно, чем у церкви Ильи Пророка или Спасо-Преображенского собора, пригретых Ярославским музеем-заповедником на паях с РПЦ, вот уж действительно не родись красивой, а родись счастливой, их отдали Русской православной старообрядческой церкви. Почему, бог знает, а нам остаётся только гадать, наверное, место неудачное, далековато от центра и жилых массивов, мало и туристов, и потенциальных прихожан, слишком тощий и для РПЦ, и для музейщиков кусок. Кстати, о кусках, не знаю как читатель, а мы проголодались.

В отличие от Коломенской поездки, при визите в Ярославль с рестораном мы определились заранее, выбрали «Русскую охоту». Это не в самом центре, но и не очень далеко, между Спасо-Преображенским монастырём и вокзалом, адрес Которосльная набережная 60. Несмотря на то, что выбранная нами дорога была не к храму, а к ресторану, церкви по дороге попадались тоже. Заходить времени не было, ограничились внешним осмотром и фотографированием. Первой в объектив попалась возведённая в 1672 церковь Спаса на Городу, говорят, по образу и подобию храма Иоанна Златоуста в Коровниках, а так сразу и не скажешь. Белая аккуратненькая пятиглавая церквушка с шатровой колокольней, хотя если посмотреть внимательнее, форма и ряд архитектурных деталей действительно один в один. Спасу на Городу сильно досталось в Гражданскую во время Ярославского восстания: один артиллерийский снаряд угодил внутрь колокольни, другие обрушили северный предел и повредили главы, но на то он и Спас – спасся. Силами общины, на добровольные пожертвования в 1925 храм отреставрировали, что не уберегло его от закрытия уже на следующий 26-ой год, но судьба спасала Спас и дальше. В нём хранили утиль, книги, а не едкую соль или другие химикаты, и в 2003 вернули РПЦ. Строители расположенной неподалёку церкви Николы Рубленого, возводя её в 1695, никого не копировали, а руководствовались принципом «простенько, но со вкусом», тонкие главы, прямые линии основных объемов без барочной пены и финтифлюшек узорочья. Заказчиками выступили судостроители с располагавшейся неподалёку верфи, люди отдающие предпочтение функциональности перед декоративностью и не любящие пускать деньги по ветру, скорее по воде. Кроме белокаменных храмов встречаются и краснокирпичные. Первый из таковых законченный в 1692 Архангела Михаила, архистратига, покровителя воинства. Выстроен был в стрелецкой слободе как гарнизонный, а потому не мудрено, что он, как и его паства, нарядился в красный стрелецкий кафтан. Служил верой и правдой, в 1924 вышел в отставку, помыкался, хлебнул лиха, а через 70 лет в 1994 пошёл на сверхсрочную. Пересекая Богоявленскую площадь не могли не обратить внимание на изящный, кирпичик к кирпичику, храм, давшей всей площади название. Построенная к 1693 церковь Богоявления Господня больше всех других ярославских церквей похожа на современные ей московские церквушки, те же ряды кокошников из которых растут изящные главки. Конечно, есть и типично ярославские детали, главная из которых поливные изразцы преимущественно малахитового цвета.

История поливного изразца или, говоря на западный манер, майолики насчитывает не одну тысячу лет. Облицовывать свои строения цветной керамикой начали со второго тысячелетия до нашей эры египтяне и ассирийцы с вавилонянами. У них технологию позаимствовали римляне, со временем превратившиеся в византийцев. Из Византии изразцы вместе с христианством попали на Русь и засияли уже своим собственным цветом. Татаро-монгольское иго не внесло в процесс изготовления изразцов ничего позитивного, скорее наоборот, многие технологии были утеряны, зато после освобождения от ига искусство изразца, восприняв и кой-какие европейские секреты, расцвело и заколосилось, достигнув к концу XVII века небывалых высот. В разных городах Руси возникли разные, часто соперничающие друг с другом школы. Первой оформилась псковская школа, выпекавшая большей частью монохромную глазурованную плитку рыжего или зелёного цвета. Скоро Псков превзошла столица, имевшая все финансовые возможности приглашать к себе лучших мастеров. Они то и разукрасили разноцветными изразцами церковь Григория Неокесарийского на Полянке, Ново-Иерусалимский монастырь и теремок в Крутицком подворье. Ярославль, пострадавший в Смутное время гораздо меньше Москвы, мог тогда в финансовом плане соперничать со столицей на равных. Ярославцы, в отличие от москвичей, пошли несколько другим путём, всяких «Полубесов» приглашать не стали, воспитали, как и советовал товарищ Огурцов, в своём коллективе. Ярославские мастера, опираясь на народные мотивы и купеческие вкусы заказчиков, создали и свой самобытный узор, и свою неподражаемую цветовую палитру. Правда есть мнение, что ярославские мастера кое-что подсмотрели у иноземцев, позаимствовав затейливый узор с персидских ковров, в большом количестве возимых с одноплеменными княжнами и без туда-сюда по Волге. Изразцовые украшения ярославские строители применяли широко и обильно, есть они на церкви Богоявления, есть на храме Иоанна Златоуста в Коровниках, но больше всего их у церкви Николы Мокрого. Она как раз у нас по дороге.
Храмов, посвящённых Николаю Угоднику, на Руси великое множество, уверенное третье место после Иисуса Христа и Богоматери. Несмотря на то, что совершать рождественские чудеса ему на Руси не позволили, оставив это важное дело хорошо справлявшемуся с работой ещё в дохристианские времена Деду Морозу, для Святого Николая, он же Санта-Клаус, и без этого нашли много ответственных занятий. Он и покровитель мореплавателей, а также других путешественников, и защитник осуждённых (невинно), и умиротворитель враждующих, а если постарается, то и от смерти молящегося избавить сможет, и утопленника воскресит. Немудрено, что в городе, почти целиком зависящем от прихотей Великой русской реки, храмов Святого Николая много. Чтобы их как-то различать к существительному Николай добавляют прилагательное. Мы с вами осматривали церковь Николы Рубленого, расположенную в границах Рубленого города; церковь Николы Надеина не осматривали, она не попалась, да и не могла, спрятанная внутри жилой застройки, попасться нам по дороге; и вот сейчас мы у церкви Николы Мокрого. Если Николаев Рубленного и Надеина (мужская форма имя Надежда) раз, два и обчёлся, то Николаев Мокрых на Руси предостаточно. Есть такая не посещённая нами церковь в Коломне, была, да сгинула в советское время, в Москве в Зарядье, есть в Муроме. Довольно странно, что у каждой из этих конкретных церквей нет единой версии по поводу своего названия, версий всегда три, причём одни и те же. Первая: мокрым является периодически затапливаемое место вблизи реки, ручья или другого водоёма, где расположена церковь. Вторая: мокрая не церковь, а сам Николай, покровитель мореходов и спаситель утопающих, сам совершивший ряд рискованных морских переходов. Третья, наиболее вероятная и вытекающая, везде вода, из второй: «Николой Мокрым» именуется чудотворная икона, на которой Святой Николай держит на руках спасённого им из бурных вод младенца. Рассказывают, давным давно в 1092 году одна молодая семья, переправлявшаяся через Днепр на лодке, уронила в реку младенца. Родители вслед за младенцем кидаться не стали, а отправились в Софийский собор, где усердно молились перед иконой Николая Чудотворца. И чтобы вы думали, на следующий день перед этой иконой счастливые родители обнаружили своего младенца, живого и невредимого, только мокрого, то ли от воды, то ли от страха, вызванного необычайным путешествием по воде, воздуху и другим таинственным стихиям. Поскольку икона чудотворная, аналогичное чудо случилось и в Ярославле. В день Святителя Николая перевернулась плывшая по Волге лодка, взрослые утонули, а невинные младенцы, общим числом пять, удерживаемые на поверхности заступничеством Николая Чудотворца, были спасены. Наш Никола Мокрый выстроен к 1672 г. «на средства купцов гостиной сотни Астафия Лузина, Андрея Лешина и посадских людей Федора Выморова и Степана Тарабаева», это ещё одно творческое повторение по образу и подобию Златоустинской церкви в Коровниках. Как и первоисточник, храм Николы Мокрого был летним, холодным, поэтому чуть позже, лет на 10-20, возвели небольшую зимнюю церквушку Тихвинской иконы Божьей Матери, один из пределов которой обильно украсили теми самыми знаменитыми Ярославскими изразцами, ради которых мы эту церковь и осматриваем. Изразцы сохранились можно сказать в первозданном виде, в отличие от вынесенной на фасад и сильно поблекшей иконы Тихвинской Богоматери.
От Николы Мокрого до «Русской охоты» рукой подать. У входа в ресторан нас встречает деревянный волк, небрежно подпирающий надпись «…Ну Ты это, ЗАХОДИ Если ЧЁ». Ну и мы, конечно, это, зашли. Посетителей немного - занято два-три столика, зато соседний банкетный зал полон, там шумно, с песнями и пляскам, справляют чей-то юбилей. Как раз объявили «Серый танец» - мужчины приглашают мужчин… пойти покурить. Наш зал оформлен в стиле охотничьего домика – по стенам развешаны и по углам расставлены разные «Рога и копыта». Главный трофей – чучело медведя, собственно ради медвежатины мы сюда и прибыли. Медвежатина была представлена тремя блюдами: «Трио Царская охота: мясо лося томленое в томатном соусе с сельдереем, кусочки медвежатины томленые в сливочном соусе с белыми грибами, мясо кабана томленое в карамельном соусе»; «Пельмени из мяса медведя в ягодном соусе» и «Стейк из мяса медведя с картофелем жареным с грибами и брусничным соусом». Пельмени я отмёл сразу, что пойдёт на фарш, проконтролировать никак невозможно. Поколебался между более дорогим Трио и более увесистым Стейком. Поскольку кабанятину с лосятиной мне пробовать раньше доводилось, а медвежатину нет, выбор пал на Стейк. Не скрою, поглощая его, был терзаем смутными сомнениями, точно ли ем медвежатину, не плохо было бы иметь для контроля и сравнения по кусочку кабана и лося. Что сказать о вкусе, какой-то особой специфики или изюминки не почувствовал, нормальное постное мясо, на свинину или курицу, как уверяли несколько источников, совсем не похоже, скорее уж ближе к лосю или кабану, потому мне и хотелось сравнить, во всяком случае «дичинка» во вкусе читалась. Стейком это блюдо можно было назвать с натяжкой, поскольку мясо не жарили, а тушили до мягкости, жареное, наверное, было бы не прожевать. Пишут, что у медвежатины специфический запах и вкус для большинства неприятный, поэтому её долго вымачивают. Но не до полного же отбития вкуса! Какой интерес тогда её пробовать! К брусничному соусу у меня тоже были претензии – он мало чем отличался от просто перетёртой брусники, по сравнению с соусом из диких ягод, поданных нам к оленине в Коломне, небо и земля. Как там говаривал незабвенный Иван Андреич «Беда, коль пироги начнет печи сапожник». Вот если бы поварам Сити-кафе да свежей медвежатины…, но не будем уподобляться героине другого классика русской сатиры «Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича, да взять сколько-нибудь развязности, какая у Балтазара Балтазарыча, да, пожалуй, прибавить к этому еще…». Кроме даров ярославских лесов в «Русской охоте» ещё были представлены дары рек и других водоёмов, почему не назвали ресторан «Русская охота и рыбалка» непонятно. Или «охоту» да ещё с прилагательным «Русская» нужно трактовать несколько иначе, и акцент у ресторана, как и у рюмочной «Вечный зов», совсем даже не на еду. С «русской рыбалкой» тоже засада, в рыбном меню дорада, тунец, масляная рыба, сёмга. Объективности ради нужно отметить, что стерлядь, судак, карась и щука тоже присутствовали. Поскольку «Стерлядь на пару, фаршированная овощами томлеными в сливках подается со сливочно-икорным соусом с белым вином» кусалась почище медведя, взяли более демократичное, то бишь народное «Тельное из волжской щуки подается с обжаренным картофелем и сметанным соусом». Не скажу, что щуку испортили, но особого шедевра тоже не сотворили.

В Коломне после посещения ресторана нас ещё хватило на визит к церкви Иоанна Предтечи. В Ярославле тоже есть церковь Иоанна Предтечи, гораздо более знаменитая, чем Коломенская. Возведена в благословенное для Ярославских церквей, много раз нами помянутое время – конец XVII века. Чуть припоздав с завершением строительства, большинство Ярославских шедевров к тому времени, сияя новизной, уже стояло, зодчие решили выпендриться и пошли на рекорд, сделали храм пятнадцатиглавым, это в полтора раза больше, чем у прошлого рекордсмена Василия Блаженного. Купола конечно пожиже, но это не помешало храму попасть на оборотную сторону нашей тысячной купюры, почему не пятнадцатитысячной! Казалось бы все условия для визита у нас были, «Русская охота» находится по адресу Которосльная наб., 60, а церковь Иоанна Предтечи, согласно Викигиду, Которосльная наб., 69. На деле оказалось, что адрес у Иоанна Предтечи набережная не Которосльная, а Закоторосльная, и даже не 1-ая, а 2-ая, как говорил герой известного анекдота, набрав не тот телефонный номер, «ошибка в седьмом знаке, а такая разница». Получалось, что к храму мы не успеваем даже на такси, вернее, успевая к храму – «в гости к богу не бывает опозданий», опаздываем, а это случается и нередко, на поезд. Посему оставшееся время решили использовать для последней пешей прогулки по Ярославлю. По пути к вокзалу, не дорога к храму, никаких церквей не встретили, попалось только одно, можно сказать, культовое строение, посвящённое новым богам и героям, - Культурно-просветительский центр им. В.В Терешковой, родившейся в Ярославской области, учившейся в Ярославской школе, работавшей браслетчицей и ровничницей на Ярославских заводах. Сказанная ей перед космическим стартом фраза ««Эй! Небо! Сними шляпу! Я иду!», поскольку не была оригинальной, а позаимствованной у Маяковского, в народ не ушла, в отличие от «Зачем городить какие-то искусственные конструкции? Надо все честно, открыто, публично предусмотреть и вообще…», впрочем, это уже совсем другая история. Тем более, что «заправлены в планшеты космические карты», 14 минут истекли, и наш поезд, на этот раз мы на тех же местах сидим по ходу движения, помчал нас вперёд, пусть и не так стремительно как космический корабль, до самой Москвы. И нам только остаётся надеяться, что если не «далёкие планеты», то далёкие места всё ещё нас ожидают.