«Чего мы туда едем?» – огорошила вопросом дочь. «Скажи» – ответил вопросом на вопрос я – «хотела бы ты побывать в…» и я назвал родные города её бабушек-дедушек. «Конечно» – был ответ. «Так вот это тоже самое, только во всероссийском, так сказать, масштабе». РЖДешная ласточка несла нас к колыбели Руси Великой, а может и Изначальной. Точнее к одной из колыбелей, поскольку за это почётное звание могли бы побороться несколько городов. Например, Киев, мать городов русских. Увы, сегодня со всей определённостью можно заявить, что «мамаша», вильнув задом, из семьи ушла окончательно, поэтому будем изучать своих предков по отцовской, так сказать, линии. Тогда Новгород, подскажет читатель, куда согласно летописям явился по приглашению словен и кривичей, а скорее всего незваным на охрану торговых путей из варяг в греки или арабы со своим мечом и командой викингов Рюрик. Опять мимо, называть Новгород «отцом городов русских» язык не поворачивается, максимум отчимом. Уж больно не похожи на этого самозванного папашу дети. Новгород с самого начала имел отличный от остальной Руси набор генов, тяготел к сепаратизму, демократизму, республиканизму и другим западным измам, а в XII веке вообще стал иноагентом, присоединившись к ганзейскому союзу, за что и был бит сначала Иваном III, а потом и переплюнувшим деда внучком Иваном IV. Короче, для поездки я выбрал кандидата с безупречной биографией и политически выверенным именем - Владимир.
Первым, примерившим на себя имя «властителя мира», был, судя по всему, правнук Рюрика, сын «ходившего на вы» Святослава Владимир Красно Солнышко, известный своей любвеобильностью, афоризмом «Веселие Руси есть пити, не можем без того быти», повлиявшим на судьбу и русский национальный характер никак не меньше чем крещение, проведённое тем же Владимиром. Вот, согласно Ипатьевской летописи, созданной лет на пятьсот позже описываемых событий, этот киевский князь город-тезку в 990 году и основал. Факт не бесспорный, возможна путаница, поскольку примерно в тоже время, точнее на пару лет пораньше, Владимир Святославич посылает на княжение своего сына в другой Владимир, Владимир-Волынский. Чтобы различить эти два Владимира, описываемому нами граду дали имя Владимир на Клязьме, он же Владимир Залесский, а чтобы различие было ещё более существенным и другого отца-основателя правнука Владимира Святого Владимира Мономаха. Он по решению Любечского съезда князей 1097 года получил в управление Ростово-Суздальскую землю и заложил во Владимире Залесском крепость, по тогдашнему кремль, опасаясь то ли булгар, то ли половцев, а скорее всего своих родных и двоюродных братьёв, люто ненавидящих друг друга и вечно грызущихся за Великое Княжение. 1108 год и стал в государстве ещё одного Владимира, Владимира Ильича годом основания города, торжественно отметившего в 1958 своё 850-летие.

Что это тут у нас Владимир на Владимире едет и Владимиром погоняет, иностранный читатель, если таковой неожиданно появится, решит, что в России и имен других нет. Со всей ответственностью заявляем - есть. Например, сын Мономаха Юрий Долгорукий, не только основатель Москвы, но и первый Ростово-Суздальский князь, это при нем значение Юго-западной Руси начало постепенно падать, а Северо-восточной расти. Окончательно же гвоздь в крышку гроба киевского величия вбил сын Юрия Долгорукого Андрей Боголюбский. Он первый, став Великим князем, не поехал на Киевский стол, а остался на своей малой родине. Порядок перемещения древнерусских князей с одной должности на другую, более высокую называется «лествицей». По лествичному праву старшинство переходило не от отца к сыну, а сначала от брата к брату, и смерть великого князя порождала не одно, а целую цепь перемещений по всему Древнерусскому государству: после смерти Киевского князя его менял Новгородский, которого менял Переяславский, а его в свою очередь Муромский и так далее. Вот так Древнерусские князья, были ли они русскими или же варягами – вопрос открытый, управляли Русской землёй сообща, всю жизнь со своими дружинами мыкались туда сюда, нигде не обрастая бытом, нигде не прирастая сердцем, к чему, смертность на Руси высокая, продолжительность жизни низкая, скоро всё равно придётся освобождать жилплощадь и на новое место. Пишут, что такая запутанная, малоэффективная и нелепая система, кроме Руси, была ещё в нескольких странах, но «я другой такой страны не знаю», разве что современная Россия, где на губернаторство нужно обязательно прислать варяга, а ни в коем случае не выбирать своего местного. Приход на Великое Княжение Андрея, отказавшегося от коллективного владения Русью в пользу единоличного, явился той самой точкой, с которой началось разделение единого народа, с таким тщанием и любовью описанного на этот раз самым известным из Владимиров в своей статье, надвое. Дискутировать по этому поводу не будем, оставим это право за «политически убиенным царевичем» Дмитрием, просто изложим факты. Характер одной половинки формировали бескрайние степи, другой дремучие леса; у одних климат был помягче, у других пожёсче; одни кушали пшеницу, а «мы есть то, что мы едим», другие рожь. Начался, благодаря соседям, и культурно-генетический дрейф, кровь одних разбавили поляки и литовцы, других финно–угры, всякие там меря, весь, мордва, чудь. Позже татаро-монголы попытались эти две половинки Руси снова сшить воедино, но уж слишком «на живую нитку» протекал процесс с заметными кровавыми стежками. Впрочем, вернёмся к нашему «русскому Юлию Цезарю», первому по определению Ключевского великороссу Андрею Боголюбскому. Он, жаждавший единоличной власти, обладал недюжинными политическими способностями и несомненным военным талантом, воевал толково, храбро, по-чапаевски, впереди на лихом коне. Послав братьев в Киев, а Киев с братьями к чёртовой матери, принялся укреплять вертикаль на северо-востоке. Отодвинул родовое боярство от кормушки; на ключевые посты расставил своих дружинников-охранников; диссидентов, в том числе мачеху с детьми, выслал заграницу; резко ограничил вечевую демократию в бывших столицах княжества Ростове и Суздале; а столицу перенёс во Владимир, где развернул масштабное строительство «нового города». Таким образом, «рубикон» был перейден, а финал предопределён. Разумеется, Андрея Боголюбского зарезали, как говорится «назвался груздем – полезай в кузов», его же ближайшие по жене родственники в его же загородной резиденции Боголюбово. Туда первым делом и отправляемся, благо автостанция совсем недалеко от железнодорожного вокзала, куда нас доставила ласточка «Москва – Нижний Новгород» с неудобной и опасной в ковидное время рассадкой пассажиров друг напротив друга, а не рядком как в более поздних модификациях этой чудо-птицы железных дорог.

Сегодня Боголюбово – небольшой посёлок, насчитывающий порядка пяти тысяч жителей, во времена же Боголюбского его резиденция по размерам была сопоставима с Суздалем, Ярославлем и Дмитровым. Начало строительства резиденции князя Андрея летописи относят к 1158 году «приде от Киева Андрей Юрьевич и створи Боголюбный град». Кстати, науке до сих пор неизвестно, прозвали ли Андрея по имени его резиденции или наоборот резиденцию по прозвищу князя. Разумеется, существует чудесная легенда о заложении «боголюбного града». Ехал Андрей из Владимира в Ростов, вдруг кони в этом месте встали намертво. Пришлось заночевать, а ночью явилась Андрею Богородица и повелела ставить тут храм. Вообще у Андрея Боголюбского с Богоматерью сложились особенно тесные и тёплые отношения, видимо на почве боголюбия. Еще во времена великого княжения Юрия Долгорукого, он после окончательного занятия Киевского стола, не без активной помощи нашего героя, послал сына княжить в Вышгород. Тот, промучившись год, самовольно оставил пост и ушёл на любимый север, а с собой прихватил легендарную икону Богоматери, получившую известность под именем Владимирская. Согласно канонической версии эту самую древнюю из сохранившихся на Руси икон привёз рукоположенный в Константинополе в 1130 Киевский митрополит Михаил II и поместил в Богородичный монастырь Вышгорода, откуда Андрей её и забрал. Молва приписала этой иконе решающий вклад в победу Андрея над волжскими булгарами и спасении Москвы от Тамерлана в 1395, в 1480 икона участвовала в победном «Стоянии на Угре» после чего заселилась в свежеотстроенный Кремлёвский Успенский собор. Она же, это последнее громкое деяние чудотворной иконы, заставила принять Бориса Годунова Шапку Мономаха, не смотря на непомерную тяжесть оной.
Наша машина времени что-то резко рванула вперёд, даём задний ход и возвращаемся во времена Андрея Боголюбского. Занявши верховный в Северо-Восточной Руси пост, он отчётливо понимал, что для укрепления создаваемого им государства политических и военных усилий мало, нужны духовные скрепы, потому с присущим ему напором занялся идеологией. Учредил «по одной из версий» (стащим под шумок цитатку) два непереходящих великих православных праздника: Покрова и Медового, он же Всемилостивый, спаса. Празднество «Всемилостивому Спасу и Пресвятой Богородице» отмечается в РПЦ 1 (по Юлианскому календарю) августа, поскольку именно в этот день в 1164 году Андрей Боголюбский одержал победу над Волжской Булгарией. В то самое время, когда Андрей одолевал булгар, византийский император Мануил I Комнин побеждал сарацин, так что греческая церковь вкладывает в этот праздник своё содержание. Праздник Покрова Пресвятой Богородицы греки тоже отмечают, поскольку 1 октября 910 года, спасая Константинополь от очередной осады, Богородица простёрла над этим грешным городом свой белый омофор, чем и спасла. Это её доброе дело не осталось незамеченным, процесс смог пронаблюдать Андрей Юродивый и рассказать о феномене во всех деталях собравшимся для молитвы во Влахернском храме горожанам. Между прочим, в этом храме хранилась ещё одна деталь туалета Богородицы – риза, которая чуть позже в 941 помогла избавиться константинопольцам от очередной напасти – русов, приведённых под стены города князем Игорем. Несмотря на неоднозначное влияние богородичных одежд на наших предков, Андрей Боголюбский ввёл на Руси праздник, учрежденный его тёзкой 250 без малого лет назад. Возможно, потому, что на Руси его и так отмечали, как встречу осени с зимой, начало отопительного сезона, окончание полевых работ, день первого снега, иногда инея, одевавшего своим белым покровом землю. Такая придумка Андрея Боголюбского давать старым праздникам новое содержание, потом ещё не раз выручала российскую власть, избегающую революций, голосующую за примирение, согласие и единство.

Андрей Боголюбский, тут у него последователей поменьше, сразу от слов перешёл к делу, занялся строительством храмов. На месте, где неожиданно пришлось заночевать, заложил церковь Рождества Богородицы в рамках дворцового комплекса, который был отстроен примерно к 1165 году. Темпы строительства поражают, без вмешательства высших сил явно не обошлось. До наших дней сохранилось немного, церковь Рождества дошла в сильно переделанном в 18 веке виде и уникальной не является, чего нельзя сказать о лестничной башне и переходе из церкви Рождества в княжеские палаты. Это единственный сохранившийся пример русской гражданской архитектуры домонгольского периода, дополнительная ценность – именно тут в переходе князя 29 июня 1174 года и зарезали. Этот не повреждённый монголами кусок сооружения сразу бросается в глаза, как только вы попадаете за стены Боголюбского женского монастыря Рождества Богородицы. Предполагается, что монастырь возник в 13 веке, но его основные сегодняшние строения гораздо моложе. Собор Боголюбской иконы Божьей Матери возведён во второй половине 19 века в русско-византийском стиле архитектором Московского Храма Христа Спасителя Константином Тоном. Боголюбская икона представляет собой тип агиосоритисса, то есть без младенца, обычно в пол-оборота с молитвенным сложением рук, написана, как утверждается в 12 веке по прямому указанию Андрея Боголюбского по мотивам его встреч с Богородицей. Князь утверждал, что именно Богоматерь настояла на перенесении своей иконы из Вышгорода сюда в Залесье. Сегодня Боголюбской иконы в монастыре нет, в двадцатом веке её неоднократно реставрировали, но, видимо не очень удачно, поскольку на реставрации или консервации она во Владимирском музее и по сей день. Обойдём собор по периметру и ещё раз остановимся у сохранившегося фрагмента Боголюбского замка. Ряды полуколонн, узкие арки и оконца, веет скорее не Русью, а ранней готикой. Оказывается неспроста, на строительстве у Андрея Боголюбского трудилась бригада гастарбайтеров, присланных его большим другом Фридрихом Барбароссой. Небось мечтал Император Священной Римской империи через архитектурные проекты приобщить Русь к западным ценностям, но со смертью Андрея Боголюбского связь оборвалась, и План Барбаросса, как и положено, потерпел решительное и неизбежное фиаско.
Покидаем монастырь, пройдя за ограду мимо двух на первый взгляд не совсем согласующихся друг с другом табличек: «Отдадим котят в добрые руки» и «Котят не подбрасывать». Нам нужно преодолеть ещё где-то полтора километра, чтобы увидеть главное здешнее чудо, самую известную и, по мнению многих, самую прекрасную древнерусскую церковь Покрова на Нерли. Этот архитектурный шедевр задумывался Андреем Боголюбским как мощное идеологическое оружие, демонстрирующее величие княжества. Тщательно было выбрано место – на стрелке, образованной слиянием Клязьмы со своим притоком Нерлью. Таким образом, все челночники, плывущие «из варяг в греки» транзитом через Русь по Волге, Оке, дальше Клязьме, выплывая очередной раз из-за «острова на стрежень» в своих острогрудых челнах, немели перед открывающимся взору чудом. Конечно, сразу возникли трудности, выбранное место в период весеннего разлива уходило под воду, насыпали холм, сотворили мощный четырёхметровый фундамент, в качестве материала строительства выбрали не плинфу – византийский кирпич, а высочайшего качества белый известняк. Белоснежностью церковь Покрова на Нерли выделяется даже среди соборов Московского кремля, стены которых, как зубы курильщика, имеют неистребимый желтоватый оттенок. По легенде за строительным камнем Андрей Боголюбский ходил на Волжскую Булгарию, на самом деле камень из Подмосковья, который удобно было возить по Оке или Клязьме. Когда началось строительство, когда закончилось, доподлинно неизвестно, но версий масса, можно сказать наверняка, что церковь поставили не раньше 1158 и не позднее 1190-х. 1190 – это уже времена Всеволода Большое Гнездо, возглавившего после смерти старших братьев Андрея и Михаила Великое княжество Владимирское, версия скорее оригинальная, чем реальная. Большинство историков раньше склонялось к 1166 году, сейчас постепенно дрейфуют к 1158, от сотворения мира у него несколько зловещий номер 6666, признавая датировку Владимирского летописца 16 века верной: «Cии же князь Ондреи Боголюбовныи град спом осыпа, постави ту церковь камену Рожество святеи Богородици на Клязме реке, а другую Покров святеи Богородици на Нерли, и устрои монастырь». Исходный замысел и первоначальный вид церкви мы тоже не знаем. Была ли церковь отдельно стоящим зданием или соединена переходом с другими постройками, окружена ли открытой, а может закрытой галереей, какую форму имел купол, луковичную, как сейчас, или, что вернее, шлемовидную – так тогда строили. В любом случае то, что предстает перед нашими глазами, кажется настолько совершенным, гармоничным, и любая поправка, самое незначительное изменение кажутся немыслимыми. За долгие годы Нерль поменяла своё русло, и мы добираемся до места посуху, из трудностей только дующий в лицо неожиданный в мае пронизывающий ветер. Информационный стенд сравнивает церковь Покрова со ждущей и безрезультатно жениха невестой. Тут конечно возможны варианты
…Мне тебя сравнить бы надо с песней соловьиною,
С майским утром, с тихим садом, с гибкою рябиною,
С вишнею, черёмухой, даль мою туманную —
Самую далёкую, самую желанную…
А ведь это более чем восьмисотлетнее ожидание могло и прерваться, причём самым неожиданным образом. Нет, это не монголы хотели разрушить храм, есть даже байка, что Батыю очень понравилась церковь, и он выставил у неё боевое охранение, собирались разрушить, как обычно, свои. В 1784 настоятель Боголюбова монастыря, в чьём ведении находилась церковь Покрова, хотел разобрать её на камень, ну как не назвать его бараном, для строительства в своём монастыре новых ворот, но не сошёлся ценой с подрядчиком. Через 100 лет новое надругательство – в 1877 монахи самовольно сбили все фрески, так что сегодня внутри храма ничего интересного нет, будем осматривать снаружи – тут по счастью сохранилось много любопытного. Сначала несколько слов об облике церкви в целом, с одной стороны, как было уже отмечено, сравнить её можно много с чем, и с девушкой, и с берёзкой, и с устремлённой в небеса свечой, но только не с другой церковью, тут церковь Покрова несравнима и несравненна. Чуть более ранняя, возведённая при отце Андрея Юрии Долгоруком церковь Бориса и Глеба в Кидекше по сравнению с нашей красавицей откровенный уродец. Почти погодок Покрова на Нерли Спасо-Преображенский собор в Переславле-Залесском сработан более тщательно, относится к тому же типу одноглавых крестово-купольных четырёхстопных, трёхапсидных, что и наша героиня, приземист, кряжист, основателен, стоит на земле прочно, но ввысь, к небесам не стремится, в отличие от названной сестрицы, и не пытается. Конечно всё дело в пропорциях между длиной, шириной, высотой, диаметром купола и барабана, историки архитектуры всё тщательно измерили и посчитали, но чтобы не снижать эмоционального накала, эти ненужные нам цифры приводить не станем. Давайте лучше рассматривать украшающие церковь Покрова барельефы. Тут их поменьше, чем, скажем, у Нотр-Дам де Пари, но есть смягчающие обстоятельства, заложенный примерно в тоже время - 1163 год собор Парижской Богоматери строился почти двести лет, а Покрова на Нерли – один или два, максимум три сезона. Впрочем, искать, что кого разделяет – порочная практика, конструктивнее искать, что объединяет и связывает, потому отметим - сюжеты похожи. Французы гордятся своей галереей царей Израилевых, на стенах нашей церкви только один ветхозаветный царь, зато самый знаменитый - Давид, в трех лицах, в смысле на трех почти одинаковых рельефах по трём смежным сторонам фасада, северной, западной и южной. Специалисты говорят, на западной стороне - самый лучший, ну почему так всегда. Символика довольно прозрачна, возлюбленный богом царь Давид просто аватарка здешнего Великого князя, тоже «боголюбого». Как и на стенах Нотр-Дам, обращают на себя внимание представители не только мира добра, но и разные монстры из преисподней. На Западе их принято называть химерами и горгульями, здесь за одними закрепилось прозвище «свинячьи рыла», вторые типичные змеи-горынычи, но почему-то одноглавые. Охраняют границу двух миров звери и птицы. Самые мощные стражи – львы или, как называли этих диковинных зверей современники Боголюбского, «львиные леопарды», на каждой стороне по четыре. Пара персонально охраняют царя Давида, оставшиеся стерегут границу. Тут эти львы лежат или стоят на своих четырёх лапах, позже один из них переселился сначала на щит и герб Владимирских князей, начиная то ли с Юрия Долгорукого, то ли с Андрея Боголюбского, а позже на герб города Владимира и Владимирской губернии, в процессе эволюции лев встал на задние лапы, в передние взял крест и надел корону. Когда Москва начала постепенно отбирать столичные функции у Владимира, гербом государства оставался «лев, терзающий змея», и только Иван III, женившийся на Софье Палеолог, решил жениному гербу – двуглавому орлу придать государственный статус, а израненного львом змея на гербе Москвы продолжил терзать Святой Георгий. Когда обнаружился бесхозный дворец с воротами, увенчанными «львиным гербом», я по простоте душевной счёл это тонким намёком на имя потенциального владельца, но потом всё разъяснилось, спасибо ЦТ, оказалось это герб Черногории, стырившей не только льва, правда у Венеции, но и двуглавого орла.

Наша программа по Боголюбово закончена, и мы возвращаемся во Владимир. Конечно, хотелось бы въехать в город через Золотые ворота, но это плохо согласуется с географией, со стороны Боголюбова (северо-восток) вход в город прикрывали Серебряные ворота, были ещё Медные, Волжские, Иринины. Скорее всего, только Золотые и Серебряные были каменными, остальные деревянные. Сохранились, да и то сильно перестроенные, лишь Золотые, от остальных никаких следов не осталось, и где они располагались, остается только предполагать. Золотые ворота расположены со стороны Москвы, мы всё-таки решили организовать «въезд» читателя во Владимир через них. Безусловно, во времена строительства ворот Андреем Боголюбским 1158-1164 дорога в недавно возникшую на окраине княжества небольшую крепостицу не была особенно важной, важной была дорога, а это то же направление, связывающая две половинки Руси. Андрею Боголюбскому, разумеется, было известно, что Золотые ворота имелись в Иерусалиме, Константинополе, и главном конкуренте Киеве, а потому он, в своих честолюбивых планах предусмотрел такие ворота и во Владимире. Моложе киевских ворот лет на 150 владимирские в целом повторяют их устройство, но, наверное, немного превосходят размером, представляют собой боевую башню с проездной аркой и надвратной церковью. В Киеве это церковь Благовещенья, во Владимире Положения риз Богоматери. Пожары и нашествия исказили первоначальный облик Андреева детища, особенно надвратную церковь, изначальной остается проездная арка с боковыми пилонами. Городская байка гласит, что последней проезжающей через эту арку была Екатерина II. Карета императрицы в арке застряла аккурат посреди лужи, императрице пришлось выгружаться в грязь, после чего срочно был организован проезд в обход ворот, для этого срыли часть так называемого Козлова вала. Этот земляной вал сохранился до нашего времени, на него можно забраться, сфотографировать с него Золотые ворота в профиль, не очень фотогеничный, а также увидеть на самом высоком городском холме Успенский собор, к которому мы и направимся.

Успенский собор это главное архитектурное творение Андрея Боголюбского, во всяком случае по размеру, которым князь утёр нос, но не так, чтобы сильно, сразу и Киеву и Новгороду с их Святыми Софиями. К сожалению оценить в полной мере это Андреево детище мы не можем, поскольку теперешний Успенский собор сын двух отцов, надеюсь мне не пришьют гей-пропаганду, Андрея и Всеволода. Всеволод Большое Гнездо второй русский князь, надолго присевший (36 лет) на Владимирский престол. Высланный вместе с матерью в Константинополь в восьмилетнем возрасте Всеволод смог вернуться на Русь и взобраться по крутым ступеням «лествицы», во всю трещавшей и шатавшейся после убийства Андрея Боголюбского, на самый верх. В 1185 году после большого пожара Всеволод значительно расширил и вытянул собор старшего брата, нарастив боковые галереи, после чего собор из трёхнефного стал пятинефным, а внешние стены с пробитыми в них дополнительными арками внутренними. Существовала версия, что из одноглавого собора Всеволод сотворил пятиглавый, но дополнительные исследования доказали – такое количество глав планировалось изначально. Похоже, став больше, Успенский собор несколько потерял гармонии, прелести, очарования, с большинством живых существ тоже так, зато приобрёл силы, мощи, величия, став образцом для Кремлёвского Успенского собора, возведённого при Иване III Аристотелем Фиораванти. Во времена Всеволода Большое Гнездо вырос не только Успенский Собор, выросло могущество всей Северо-Восточной Руси. Казалось бы жить да радоваться, но… как верно сказано в фильме «Табор уходит в небо»: «закат приходит, когда его совсем не ждёшь». Монголы со своим табором появились под стенами Владимира 2 февраля 1238 года, через неделю город пал, а Успенский собор с укрывшимися в нём женщинами был подожжён, никто не спасся. Разумеется, кроме иконы Владимирской Божьей Матери, которую только лишили её драгоценных одежд. Восстанавливал и город, и собор один из сыновей Всеволода, Ярослав, больше известный как отец Александра Невского, научившийся, пришлось поступиться кое-какими принципами, с татарами мирно сосуществовать. В следующий раз Успенский собор пострадал, можно сказать, от своих. Любвеобильный Всеволод настрогал кучу детей, за что своё прозвище «Большое Гнездо» и получил. Чтобы дети не разругались после его смерти, Всеволод разбил Великое княжество на удельные: Ростовское, Суздальское, Переяславль-Залесское, Ярославское, Стародубское, Юрьевское, Угличское, но дети, конечно, разругались, не все куски получились одинаковыми, потом дети детей, ну и так далее. Всё это историки назвали периодом феодальной раздробленности и объявили чуть не главной причиной поражения Руси в войне с Ордой. Увы, даже в едином строю вряд ли бы удалось победить монголов, больно велико было неравенство экономических потенциалов и военных технологий. Тем не менее, феодальная раздробленность подлила масла в огонь. Этот огонь опалил Успенский собор в 1411, когда Владимир уже утратил свой столичный статус, но оставался яблоком раздора между Московским и Суздальско-Нижегородским княжествами. Науськанный суздальцами татарский хан Талыч ворвался с войском в город, посады пожёг, церкви пограбил, в том числе и Успенский собор, может и частично разрушил со зла, поскольку большинство ценностей храма ключарь Патрикей спрятал и не выдал даже под пытками.
Главная реликвия храма Владимирская икона Божьей Матери к тому времени уже 16 лет как находилась в Москве. Митрополичья кафедра в том же направлении съехала ещё раньше. Надо отметить, что на сколько с митрополитами Москве подфартило, настолько Владимиру не повезло. Святитель Максим митрополит Киевский и Владимирский был первым, кто покинул разрушенный Батыем Киев и в 1299 перенёс свою резиденцию во Владимир, а его преемник Митрополит Киевский и Всея Руси Петр, последний, имевший свою кафедру во Владимире, в 1325 он благоразумно перенёс её в Москву под крылышко Ивана Калиты. Так что Владимирскому Успенскому собору, утратившему свою кафедральность оставалось только стареть и ветшать. В 1767 преодолевшая с горем пополам Золотые ворота и посетившая Успенский собор Екатерина II решила вмешаться в этот процесс увядания, выделила 14 тысяч рублей на обновление. Воровали тогда поменьше, потому денег хватило не только на ремонт, но и на новый иконостас. Следующие век принёс собору ещё большие изменения, в 1810 построили новую колокольню, соорудили контрфорсы, растесали окна. В конце века спохватились, тогда древнерусский стиль с приставкой псевдо- снова вошёл в моду, и собору постарались придать первоначальный вид. Контрфорсы убрали, окна заложили, главы с луковичных поменяли на шлемовидные. Внутри частично открыли более ранние и ценные фрески. Чтобы их увидеть, нужно зайти внутрь собора. Сегодня собор усыновлён гетеросексуальной парой: Русской православной церковью и Владимиро-Суздальским музеем-заповедником. Поскольку приёмные родители формально не в браке, своим детищем владеют попеременно. Когда храм на попечении Церкви, туда во время служб можно войти бесплатно, в остальное время по билету. Цена полного билета 150 рублей, льготного 100. Почему-то льготы не предусмотрены для пенсионеров, зато гарантированы членам международного студенческого сообщества, видимо на этом, как на непременном условии, настоял Фридрих Барбаросса, отпуская свою строительную бригаду на помощь Андрею Боголюбскому. До службы несколько часов, ждать не будем, пройдём по билетам, и народу поменьше, и чувствуешь себя посвободнее – ходи, где хочешь; что хочешь, фотографируй.

Все поэтические сравнения были нами неосмотрительно растрачены на храм Покрова на Нерли, потому на Успенский собор остались одни утилитарные. Сравним его внутреннее убранство с матрёшкой, в которой живописные слои, так захотела история, аккуратненько помещались один в другой, и слоёв таких набралось изрядно, реставраторы хорошо поработали и сегодня у нашей матрёхи из под пятницы мы можем углядеть не только субботу, но и большинство других дней недели. Первый раз, и это задокументировано, собор был расписан в 1161 году, уцелели отдельные фрагменты – заросли растительного орнамента с гуляющими в них павлинами да пара ветхозаветных пророков, вроде бы Наум и Иона. После реконструкции Всеволода в 1185 собор расписали вновь, от той росписи два новозаветных праведника – Артемий Солунский и Авраамий Персидский. Третий раз собор расписали, закон подлости в действии, за год до Батыева нашествия, свидетель тех страшных времён остался только один – великомученик Феодор Тирон. Следующий слой, он самый ценный, относится к 1408 году, тогда тут работала бригада столичных шабашников. В 1405 они громко заявили о себе, расписав деревянный Благовещенский собор Московского кремля. Летопись сохранила их имена «Феофан иконник гречин, да Прохор старец с Городца, да чернец Андрей Рублев». Та московская роспись, как и собор, не сохранилась. Во Владимире состав бригады изменился, к Андрею Рублёву присоединился Даниил Чёрный, работали они в тесном сотрудничестве, подписей не ставили, а потому разделить фрески по авторам довольно сложно. Искусствоведы решили поступить так: все, сделанное в византийской традиции, это Даниил, неповторимые новации – Андрей. Сколько за роспись заплатили мастерам, и в какой валюте, неизвестно. Хотя рубли по Руси к тому времени уже век как ходили, прозвище Андрея «Рублёв», как утверждают историки, имеет иное происхождение, идёт не от «рубля», а от «рубеля» - ребристой деревяшки с ручкой для стирки белья или обработки кож. Главный сюжет в рублёвской росписи Успенского собора – Страшный суд. Ну как страшный, страшный для грешников, а для праведников долгожданный и «самый гуманный суд в мире», когда, согласно Матфею, Иисус Христос «приидет во славе Своей и все святые Ангелы с Ним» и скажет «приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира». В этом духе и творил Андрей Рублёв, тщательно выписывая праведников и лишь схематично обозначив ад грешников на трёх квадратах (чёрном, красном и коричневом) по 6 физиономий на каждом, прозрачно намекая на число зверя. Хотя возможно эту чернуху изобразил Даниил Чёрный, чем своё прозвище и заработал, во всяком случае, лики праведников точно рублёвские, на его Троице практически те же. Есть мнение, что на Страшном суде адвокатами будут выступать ветхозаветные патриархи, на эту тему в Успенском соборе есть фреска, вот она с большой долей вероятности дело рук Даниила Чёрного, «Лоно Авраамово», где Авраам, Исаак и Иаков, точно своих детей, загораживают от божьего гнева несовершенное человечество. Кроме фресковой живописи Андрей и Даниил в Успенском соборе занимались и станковой – создали целый иконостас. Тут они, отказавшись от копирования византийских образцов во фресках, как это было до них принято, тоже пошли своей дорогой. Создали первый известный на Руси многоярусный иконостас. Их иконостас содержал четыре ряда или, как выражаются священнослужители, чина икон. Тому способствовала рекордная на тот момент высота собора, потом стали ставить соборы повыше, но этажность иконостасов выросла незначительно, только во второй половине XVI века вошли в моду, а через сто лет стали каноном иконостасы в пять рядов. Ещё позже появились и «семирядные» и «девятирядные» иконостасы, но были скорее исключением, чем правилом. Каждый ряд или чин икон иконостаса имеет свое название и соответствующую тематику, для пятирядного это (снизу вверх): местный; деисус; праздники; пророки и праотцы, отсутствующие у иконостаса с меньшим числом рядов. Все названия, кроме деисуса, достаточно прозрачны. Деисус – слово греческое, означает прошение или моление, это главный и обязательный ряд, в центре Иисус, по бокам от него Богоматерь и Иоанн Креститель, дальше, если ширина позволяет, архангелы, апостолы, евангелисты. Иконостас, созданный Андреем и Даниилом, как мы уже обмолвились, в Екатерининские времена заменили новым, старый продали обитателям села Васильевское, Шуйского уезда. Интересно, что большая часть икон не сгинула, а в двадцатых годах прошлого века была разыскана и передана в Третьяковку и Русский музей. Сегодня «екатерининский» иконостас всё ещё смотрится как новенький, весь в барочных золотых завитушках, изящно, богато, но сердце особо не трогает и с росписью собора несколько дисгармонируют. Видимо во времена Екатерины II собор расписали в том же барочном стиле, но от того слоя, кажется, ничего не осталось, поскольку в XIX веке «поновлять» собор взялась артель живописцев из Палеха. Возглавлявший артель Николай Сафонов подошёл к делу радикально, уничтожил не только барочную роспись, но и часть фресок, предварительно скопировав, Андрея и Даниила. Понять мастера, стремящегося создать нечто великое, можно, ему, как и Золушкиной мачехе было «королевство маловато, разгуляться негде». Понять, но не простить, мы судить не будем, осудила история, палехские росписи за век выцвели и в свою очередь были закрашены. Росписи эти не исчезли бесследно, сегодня на стенах собора их найти можно, но с трудом.

Экскурсия по «совместному детищу» Андрея Боголюбского и Всеволода Большое Гнездо несколько затянулась, а нам ещё осматривать единоличное творение Всеволода - Дмитриевский собор, тут князь также попытался превзойти старшего брата. Если церковь Покрова на Нерли называют невестой, ждущей жениха, то Дмитриевский собор вполне похож на разодетого жениха, предвкушающего встречу с невестой. Дмитриевский собор, как и положено юноше, помощнее, покоренастей церкви Покрова, опять же глава увенчана шлемом, а не луковкой, несколько помладше, но это ничего, учитывая теперешний возраст обоих, разница 33 года, если упомянутый в летописях в 1191 году Дмитриевский собор был уже сдан в эксплуатацию. Назначение собора – быть домовым храмом великокняжеской семьи. Поскольку Всеволода с его в то время не христианским именем в крещении назвали Дмитрием, построенный собор освятили в честь небесного покровителя князя Дмитрия Солунского. Этого святого, жившего в третьем веке, почитали как первого славянского воина-великомученика. Всеволоду даже удалось получить из Солуни (Салоников) кусочек окровавленной одежды святого и икону с его изображением, всё это в 1197 было торжественно перенесено в ново отстроенный собор. Строили Дмитриевский собор, согласно летописям, не заморские мастера, как у Андрея Боголюбского, свои, а если кто и помогал, то не немецкие католики, а православные братья-славяне с Балкан. Украшая стены собора барельефами, мастера взяли за образец всё ту же церковь Покрова и расстарались, а может где-то и перестарались, на славу, более 500 рельефов получилось. Часть фигур скопировали с Покрова, в частности царя Давида на трёх фасадах посадили на его законное центральное место, скопировали и сильно размножили львов, райских птиц и мифических грифонов, а также несчётно нарезали каменных цветов и деревьев. В этом каменном лесу скачут какие-то всадники, виднеются какие-то святые, кто конкретно, не установить, возможно, эти фигуры никак и не персонифицировались, просто играли роль орнамента. Разумеется, не все фигуры анонимны, кроме помянутого Давида, на северном фасаде, слева от победителя Голиафа усадили самого Всеволода с пятью сыновьями, самый младший на руках князя. Это Владимир Всеволодович, будущий Удельный князь Стародубский, родившийся в 1192 году, так что к 1191 собор был ещё не вполне готов. Правда, есть гипотеза, читающая этот сюжет в более символическом ключе – на троне город Владимир, держащий своего князя, по бокам же Суздаль, Ростов, Переяславль-Залесский и Юрьев-Польской. На южном фасаде справа от Давида ещё одна загадочная композиция «Вознесение Александра Македонского на небо». Прочитав это, люди православные скажут: «Оно, конечно, Александр Македонский герой, но зачем же камень ломать, высекая такой барельеф на стене христианского храма». Тут надо отметить, что за свою долгую историю не только христианство изменило человека, но и человек, в соответствии со своим менталитетом, довольно существенно менял догматы своей веры. Не потому Русь-Россия так отличается от Западной Европы, что она православная, а они католики. Скорее католики отличаются от православных, потому что они европейцы, а православные – русские, но вернёмся к Александру Македонскому. Думается, что трепетное к нему отношение в XII веке заимствовано из ислама. Там победитель персов отождествляется с Зу-ль-Карнайном (двурогим) из восемнадцатой суры Корана, великим праведником, защитивший мир от ужасных восточных племён Яджудж и Маджудж. Для первых христиан-греков, истязаемых римлянами, Александр годился уже одним своим именем – «защитник людей», к тому же Иосиф Флавий сочинил красивую легенду, как Македонский, идя на (или из) Египет, посетил Иерусалим, пал ниц и совершил жертвоприношение в Храме иудеев. Позже появляются истории, что в Храме первосвященник его миропомазал, и Александр поклялся веровать в единого бога Саваофа. Вот за все эти дела пара грифонов, почти омонимов и «по одной из версий» синонимов херувимов, уносит Александра Македонского со стены Дмитриевского собора на Небо. На западном фасаде рядышком с Давидом можно, если постараться, углядеть человека, сидящего на льве и раздирающего ему пасть. Большинство источников идентифицируют его как Геракла, а не, что было бы уместнее, Самсона, поскольку бьющего какую-то живность человека на паре рельефов пониже отождествляют с Гераклом, побеждающим лернейскую гидру и стимфалийских птиц. Некоторые исследователи сцену со львом считают иллюстрацией жития самого царя Давида, основываясь на его автобиографии: «Когда, бывало, приходил лев или медведь и уносил овцу из стада, то я гнался за ним и нападал на него и отнимал из пасти его; а если он бросался на меня, то я брал его за космы и поражал его и умерщвлял его». Вообще, тема единоборства на рельефах собора одна из главнейших. Грифоны терзают зайцев и ланей, люди борются друг с другом или убивают животных, это, по идее, должно символизировать победу света над тьмою и добра над злом. Что такая победа не легка и не очевидна, доказывает история самого собора, не раз горел, частично разрушался татаро-монголами, пострадало часть рельефов, особенно аркатурно-колончатый пояс, отделяющий на фасадах собора низкий земной мир от высшего горнего. Почти все резные фигуры, размещённые между колонами – новодел XIX века, ну как тут не сравнить и Дмитриевский собор с Нотр-Дамом. Среди изначальных фигурок, они на северном фасаде – первые русские святые Борис и Глеб. Также как Успенский собор, Дмитриевский страдал не только от разрушений, но и от реставраций. Особенно масштабную предприняли во времена Николая I, после посещения им Владимира в 1834. Решив, что галереи и башни появились у собора только во времена Ивана Грозного, их разобрали, хорошо хоть рельефы с них перенесли на собор взамен утраченных, что, возможно, затруднило кое-где однозначное прочтение этой «каменной книги». Зато прочтение облегчала окраска, рельефы белили, стены красили в тёмные цвета, в конце века попробовали сделать и наоборот. Сегодня собор цвета античных мраморных статуй, которые, кстати, изготовители тоже красили, но наши эстетические нормы однозначно требуют девственную белизну. Мы долго осматривали Дмитриевский собор снаружи, а внутрь не пошли, там регулярные службы не проводят и без 150-рублевого билета не пустят. Решили, что там, как в церкви Покрова на Нерли, смотреть особо нечего. Оказалось не совсем так, сохранились фрагменты изначальной росписи на уже известную нам тему – Страшный суд. Уцелели апостолы с евангелистами, а Христос с Богоматерью и Иоанном Предтечей утрачены.
Дмитриевский собор – последний в списке объектов Владимира из времён Домонгольской Руси. Всё остальное, хоть и связано идейно с той легендарной эпохой, утрачено и вновь рождено в других формах в другом времени. Например, основанный всё тем же Всеволодом Большое Гнездо Богородице-Рождественский монастырь, от Дмитриевского собора он в двух шагах. Его теперешняя Рождественская церковь с колокольней построена в конце ХХ века, Интересен тем, что с 1263 по 1723 тут находились мощи Александра Невского, внука Всеволода. С 1918 по 1991 на территории монастыря располагался следственный изолятор ВЧК-ОГПУ-НКВД-КГБ, и на территории монастырского сада в 30-е проводились расстрелы и последующие захоронения политзаключённых. В память об Александре Невском поставили памятник с непохожим на Николая Черкасова лицом, репрессированные удостоились небольшой таблички, креста и траурного венка.
Богородице-Рождественский монастырь мужской, есть во Владимире и его современник женский. Официальное название Успенский Княгинин, поскольку основан в 1200 г. супругой Всеволода княгиней Марией Шварновной, где она в 1206 г. приняла постриг и через 18 дней «успела». Задуман был монастырь как усыпальница Владимирских княгинь и княжон. И если мощи Александра Невского Пётр I с большой помпой перенёс в Петербург, то останки его жены Александры и дочери Евдокии никого не заинтересовали, и они остались в монастыре непотревоженными. Идти в Княгинин монастырь подальше чем в Рождественский, зато впечатлений побольше, поскольку его теперешняя ипостась подревнее. Нынешний Успенский храм монастыря XVI века, сохранилась историческая роспись, выполненная, столетие спустя, московскими мастерами. Кроме Успенского храма в монастыре есть ещё одна церковь Казанской Иконы Божьей Матери. Более камерная, построена в конце XVIII века, а так сразу и не скажешь – типичное древнерусское строение, видимо мастера, надстраивая более древнее основание, пытались по мере сил восстановить утраченное.
Рядом с Княгининым располагался ещё более древний, времён Андрея Боголюбского Космо-Дамиановский монастырь. Сегодня на его месте в не самом лучшем состоянии Никитская церковь, официально именуемая церковь Усекновения главы Иоанна Предтечи. Всё дело в том, что Никита Бесогон, я сейчас не о Михалкове, официально не признаётся Православной Церковью, поскольку книга «Сказание о Никитиных мучениях» в ходе Петровских реформ была признана апокрифом. Чтобы не лишать народ праздника, вместо Никиты Бесогона, знакомо, не правда ли, дали святого с тем же именем, тонкая работа, и тем же днём поминания (28 сентября) Никиту Готского. В Древней Руси с её грубыми нравами Никита Бесогон, побивающий дьявола не словами, как Христос, а самым натуральным образом за непристойное предложение предать христианство и перейти в язычество, народу был больше по сердцу. Этому сюжету, кстати, посвящён один из рельефов Дмитриевского собора. «Церковь великаго Христова мученика Никиты» впервые упомянута в 1628. В 1762 церковь из-за ветхости разобрали и построили новую. Если в старой Никитской был предел во имя святого Иоанна Предтечи, то в новой Предтеченской предел во имя великомученика Никиты. Церковь строили и перестраивали (в 1869) на средства владимирских купцов. Стиль барокко, рождённый в Италии и накрывший девятым валом Санкт Петербург, докатился до Владимира позже и в несколько ослабленном виде «провинциального барокко», типичным представителем которого Никитская церковь и является. Похоже, теперешние владимирские власти этот стиль сильно недолюбливают, иначе чем объяснить сегодняшнее плачевное состояние памятника. Деньги на монументы Владимирской вишне, Счастливой подкове, Таможенному столбу, Учёному коту и ряду других персонажей, которых чуть не в каждом городе теперь полным-полно, есть, а на приведение в божеский вид действительно уникального объекта нет.
Увлекшись историей и архитектурой, мы напрочь забыли диетологию и кулинарию. Это волка полноценно ноги кормят, туриста нет. С прискорбием должен констатировать, что отношение современного Владимира к кухне аналогично отношению к Никитской церкви: полно заведений с итальянской, кавказской, японской кухней, а с русской, желательно старорусской, еще поискать. Основные заведения общепита сосредоточены на Большой Московской, бывшей Интернациональной, может оттого такое засилие иноземных харчевень. Мы заранее наметили заведение для обеда, но поскольку день был субботний, свободных столиков там не оказалось, а голод, который не тётка, пирожка не поднёс, но подвиг на хаотичные поиски, приведшие в какую-то пиццерию, расположившуюся в фактурном подвале. Пиццу мы брать не стали, я сосредоточился на отбивной, а дочка взяла себе пасту карбонара. Отбивная нареканий у меня не вызвала, как и особенных похвал, а дочь так и не смогла понять чем отличается её карбонара от столовских макарон с тушёнкой «по-флотски». Как это обычно бывает, немного подрастряся обед и утомившись от прогулки по центру, к тому же дождь начался, зашли, свернув с Большой Московской, в первое попавшееся кафе, вот там оказались и блюда в горшочках и другая традиционная снедь, но поскольку мы были уже не голодны, ограничились закусками и десертом.Собственно в нашем туристическом меню тоже все главные блюда «съедены» и остались только закуски, это даже десертом не назовёшь. Хотя если бы подсуетились, могли бы свою туртрапезу завершить роскошным фигурным тортом – поездкой в Суздаль, но побоялись не успеть к поезду. Так что Суздаль, большинство сохранившихся памятников которой относится к Руси первых Романовых, не совсем нам в тему, а потому перекочевала в наши среднесрочные планы. Поэтому мы, чтобы скоротать оставшееся до поезда время, проведём беглый смотр Владимирской скульптуры. Начнём во Владимире, разумеется, с памятника Владимиру. Этот главный городской памятник вознёсся на пьедестал в юбилейный 2007 год, город Владимир, полюбивший отмечать именно восемьсот пятидесятилетия, тогда праздновал перенесение столицы Руси из Киева сюда. В 1157 умер Юрий Долгорукий, а его сын Андрей Боголюбский, став великим князем, в Киев не поехал, остался тут, но памятника у земляков и потомков пока не удостоился, пока только в ближайших планах. Когда Андрей Боголюбский верхом на лошади займёт подобающее ему место, в городе будет несколько конных памятников. Пока же на коне только Владимир, что-то в этом такое есть, но не Мономах, а Креститель, связь которого со своим Тёзкой на Клязьме археологически не подтверждено. Место памятнику досталось самое козырное на высоком речном берегу в непосредственной близости от Успенского собора. В правой руке князя не меч, но стяг с Нерукотворным Спасом. За Владимиром следует пешочком со Святым Писанием епископ Ростовский Фёдор, почитаемый в лике святителей и крестивший, без особенного успеха и с сильным противодействием местных язычников.По сторонам пьедестала, между колоннами притаились ещё восемь, по четыре с каждой стороны, исторических персонажей: Илья Муромец, Александр Невский, княгиня Ольга, София Суздальская, Мария Владимирская, князья Андрей Боголюбский, Всеволод Большое Гнездо, Георгий Всеволодович. Мужчины в особом представлении не нуждаются, разве что сын князя Всеволода Георгий, в крещении Юрий, основатель Юрьевца и Нижнего Новгорода, сложивший голову, причём буквально, – её отрезали, в битве с монголами в 1238, оставивший кроме своих святых мощей зовущую к толерантности поговорку «С русскими уживайтесь и мордвой не гнушайтесь. С мордвой брататься да кумиться грех, зато лучше всех! А у черемис только онучки черные, а совесть белая!». Женщины, кроме первой христианки на Руси Ольги, менее известны. Мария Владимирская – это уже побывавшая на данных страницах супруга Всеволода Большое гнездо Мария (Марфа) Шварновна, основательница посещённого нами Успенского Княгинина монастыря. Появление Софии Суздальской на владимирском памятнике вызывает больше всего вопросов. София, до пострижения Соломония Юрьевна Сабурова – победительница первого в России конкурса красоты, проведённым в 1505 Василием III. Выбирал лично «Божьей милостью царь и государь всея Руси» из 1500 кандидаток, и приз был нешуточный – корона царицы. Однако, больше всего София-Соломония (двойная мудрость!) почитается не за то, что совершила, а за то, что не сделала, - не родила Ивана Грозного. Этот тяжкий грех, как известно, пал на её сменщицу, вторую жену Василия Елену Глинскую. Чтобы этот брак состоялся, Соломонию Сабурову и постригли в монахини, говорят, сильно сопротивлялась, а потом сослали в Суздальский Покровский монастырь. Апокрифы утверждают, что в монастыре София всё-таки родила сына - царевича Георгия. Этот Георгий в российской истории особо не засветился, не пришло тогда еще время для самозванцев. Народная молва отождествляет его разве что с разбойником Кудеяром, грабившим под Суздалем проезжающих. Почитать Софию начали со времён царствования Фёдора Иоановича, толкуют, что в Смутное время она спасла Суздаль от польского разорения, явившись их предводителю Александру Лисовскому, чем напугала того чуть не до паралича. В любом случае, к городу Владимиру София Суздальская имеет отношение косвенное, тем более на её место есть более достойный кандидат – Владимир Мономах. Но, видимо, местные власти, имена мэра и губернатора тоже отлили в бронзе, решили, что в этом деле как со смертью: «Двум Владимирам не бывать, а одного не миновать!». Через восемь лет поговорку чуток скорректировали. Поставили ещё один памятник, но тому же Владимиру Святому по случаю тысячелетия его кончины, видимо всё также «по благословению архиепископа, тщанием губернатора, трудами градоначальника», но уже писать об этом на новом памятнике не стали, наверное, скромность заела. На втором более скромном памятнике Владимир явил себя и с мечом, и с крестом. Ой, слушайте, мы же ещё про один владимирский памятник Владимиру забыли, аж 1925 года. Понятно, другому Владимиру, не знаю, попал ли он в книгу рекордов Гиннесса, как самый часто встречающийся в мире памятник, или нет, дорогому нашему Ильичу. Залез он, правда, на чужой пьедестал, до него с 1913 тут стоял бронзовый Александр II, потом недолго постояла и буквально рассыпалась, всё как в жизни, гипсовая Свобода, и, наконец, «рабочие и крестьяне Владимирского уезда» водрузили своего вождя с призывно поднятой и зовущей в коммунистические дали правой рукой. В 1950 чересчур бдительные и слишком буквально понимающие заветы Ильича местные власти внимательно проследили за направлением ленинской руки, их взгляд упёрся в Успенский собор. Посему старого Ленина потихоньку сняли, поставили нового, он и сейчас на месте. Его правая рука отведена назад, опять правда жизни, а левая согнута в локте. В наши дни площади Свободы, где стоит памятник, вернули историческое название Соборная, а за спиной Владимира Ильича сияет свежей краской историческое здание с вывеской БАНКЪ и двуглавым орлом.
Раз мы на Соборной площади, подойдём ещё к одному памятнику, он в самом центре, - 850-летия города. Планировали его открыть в 1958, но как это обычно бывает, что-то не сложилось, где-то долго не подписывали бумаги, короче, белое полотнище с него было сдёрнуто только в 1960. Каменная 22-метровая стела с тремя вогнутыми гранями, напоминающая кому усечённую пирамиду, кому обломанный штык или стилет. В образованных гранями нишах расположились бронзовые Зодчий, Воин и Рабочий. Зодчий смотрит на Успенский собор, ему в отличие от Ленина не возбраняется, Воин на Золотые ворота, закрывавшие город от ворога, Рабочий в направлении Тракторного завода, не так давно обанкротившегося и заброшенного. Недалеко от Соборной площади на Пушкинском бульваре памятник Андрею Рублёву. Этот памятник ещё одному Владимирскому юбилею – тысячелетию по Ипатьевской летописи, пришедшемуся на 1990. Однако, в 1990 народу было немного не до того, ещё более не до того было в 1991 и 1993, местные власти решили отметить юбилей в 1995, красиво назвав праздник «Вступление Владимира во второе тысячелетие». Рублёв запечатлён в минуты вдохновения с доской и кистью. Над чем же работает первый русский живописец? Горожане, с 1950 года усвоившие, что мелочей и случайностей в местоположении памятников не бывает, считают: работает с натуры, пишет то, что видит, а видит бронзовый Рублёв памятник Ленину. Хорошо ещё, что на Пушкинском бульваре не стали устанавливать памятник Пушкину, а то наверняка победил бы или «Ельцин, читающий Пушкина», или «Пушкин, читающий Ельцина», или, что наиболее вероятно, «Ельцин, читающий Ельцина».
Во Владимире ставят памятники не только людям, но и животным, например, коту учёному, он же кот-баюн, изучивший сказки, былины и томик А.С. Пушкина, так что в своих фантазиях мы были не так уж и далеки от реальности. Расположился учёный кот, как легко догадаться любому пушкиноведу под дубом, дубом черешчатым, так написано, «памятником живой природы», отметившим вместе с Владимиром в 2017 свой более скромный (105 лет) юбилей. Дуб черешчатый, он же летний, он же английский, он же обыкновенный. Связано с Владимиром, кроме обыкновенного, и необыкновенное дерево – вишня сорта Владимирская. Говорят, Владимирская вишня попала на Русь (в Киев) из Византии в XII веке, а в XIII добралась, может быть вместе с митрополитом, до Владимира, хотя особо ярые краеведы утверждают, что Владимирскую вишню сюда завёз на сто лет раньше Андрей Боголюбский, в любом случае за прошедшие годы вишня тут акклиматизировалась, районировалась и изрядно размножилась. Между прочим, на Украине этот сорт до сих пор называют «Киевской». С 2012 г. владимирцы 14 июля стали отмечать «Вишнёвый спас» - праздник Владимирской вишни. В 2014 и памятник ей «сладенькой» открыли – на белой мраморной тарелке пара гранитных ягодок с позеленевшим бронзовым листочком. Памятник заказали местному скульптору Игорю Черноглазову. Эта работа его так раззадорила, что он разродился целой серией бронзовых скульптур, ожививших «местный Арбат» - улицу Георгиевскую, идущую параллельно Большой Московской. Вначале заняли свои законные места Аптекарь и Художник. Аптекарь, само собой понятно, у старейшей аптеки, а Художник на пленэре, со смотровой площадки ему открывается вид на Успенский собор. Чуть позже появился Пожарный с действующим брандспойтом, Уличный шалопай и следящий за ним из-за афишной тумбы Филёр. У всех скульптур, как это сейчас положено, усердно натёртые многочисленными туристами блестящие носы, и разные другие части, у кого башмак, у кого палец, тут у разных персонажей по-разному. Говоря о памятниках, не помянули ещё об одном – памятнике Таможенному столбу. Кто его тут поставил, видимо, Таможенная служба. Зачем, ещё более непонятно, как говаривал великий Гоголь: «Отсюда, хоть три года скачи, ни до какого государства не доедешь». В пояснительной табличке сообщается, что «таможенное дело в России возникло одновременно с появлением товарного обмена и зарождением товарного хозяйства. Важным этапом в становлении и развитии элементов таможенного режима являются XII – XIII века». Тем самым, таможенники вступили в нешуточную схватку за почётное звание «представителей древнейшей профессии», и, судя по дате, с Андрея Боголюбского за провоз Владимирской иконы и Владимирской вишни свою мзду всё-таки взяли. Кроме скульптур Георгиевская улица славна одноименной XVIII века церковью и историческими фактурными XIX века домами.
Разумеется, исторические здания есть не только на Георгиевской улице. Например, на Соборной площади разместилось здание Городской думы 1907-го года неорусского стиля постройки, памятник регионального значения. Есть интересные строения и на Большой Московской, ведущей нас к вокзалу. Останавливаться у каждого не будем, некогда. Задержимся разве у возведённого в том же 1907 рядом с Золотыми воротами здании Реального училища, позже (в 1919) ставшего Институтом народного образования. На своём нелёгком веку это учебное заведение не раз меняло своё название и статус, было и училищем, и техникумом. Сегодня, разумеется, это университет. Не смотря на то, что фасад здания украшают бюсты химика Менделеева и физика Столетова, занимались здесь в основном филологи и искусствоведы. В 1961 сюда поступил автор поэмы «Москва – Петушки» Венедикт Ерофеев, но в 1962 был отчислен «за моральное, нравственное и идейное разложение студентов». Интересно, что главный труд писателя, повествующий о злоключениях хорошо подвыпившего персонажа впервые был опубликован в СССР, спустя 18 лет после написания, в журнале «Трезвость и культура» (№ 12, 1988 г., № 1-3, 1989 г.) Когда мы планировали поездку во Владимир, была у меня шальная мыслишка на обратном пути заскочить по дороге в Петушки, «место, где не умолкают птицы, ни днем, ни ночью, где ни зимой, ни летом не отцветает жасмин», но не получалось по времени. Так что мчимся ласточкой в первопрестольную без остановок, собственно как и Веничка из Москва-Петушки, тем более, что в Петушках уже нет «девушки с косой от затылка до попы». Памятники ей и её возлюбленному находятся в Москве, на площади Борьбы, где Веня «выпил стакан кориандровой», «но это уже», как говорит майор Томин в своих «Следствие вели…» - «совсем другая история».